Генрих Люшков. Человек, обманувший судьбу на семь лет

Дата написания: 08.04.2024

Время на чтение: 37 минут

Перед Второй Мировой войной за Сталиным охотились иностранные разведки всего мира: агенты нацисткой Германии и бывшие белогвардейцы, диверсанты из Японии и белобандиты - все хотели видеть его мертвым.

Подозрительность вождя росла, начались масштабные чистки. Многие приближенные, считая себя неподсудными, до последнего момента находились на рабочих местах, но некоторые бежали из страны, унося на себе клеймо предателей.

Генрих Люшков стал самым высокопоставленным предателем СССР: когда он перешел границу с Маньчжурией, он был комиссаром государственной безопасности III ранга и начальником Управления НКВД по Дальневосточному краю.

Генрих Люшков появился на свет в 1900 году в Одессе, с пятнадцати лет работал в магазине, под влиянием старшего брата увлекся революцией и в 1917 году стал членом партии большевиков; во время Гражданской участвовал в подполье, был арестован, сумел сбежать.

В 1920 году началась его карьера: сначала ВЧК, затем - ГПУ, из Тирасполя - в Одессу, затем в Харьков. Через десять лет он возглавил украинский секретно-политический отдел ГПУ. Отличался рвением: лично вел допросы и писал обвинительные заключения, за что был переведен в центральный аппарат, где обзавелся покровителем – наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой.

Карьера складывалась блестяще: Люшков участвовал в расследованиях убийства Кирова, «Кремлевского» дела, дела «Антисоветского троцкистско-зиновьевского центра» и везде показал себя лучшим образом и получил два ордена: Ленина и Красного знамени.

Самая необычная работа, которой он занимался, была организация охраны Сталина на водолечебном курорте Мацеста. Официально должность называлась «начальник пограничной службы и НКВД Азово-Черноморского края», но Люшков лично следил за безопасностью вождя в водолечебнице и устранил много недочетов, но знал и лазейки, по которым можно добраться до Сталина.

Последние два года Генрих провел на Дальнем Востоке. Назначен был лично Сталиным и перед отъездом удостоен его аудиенции. На месте Люшков арестовал сорок высших офицеров НКВД края; им предъявили обвинение в организации «троцкисткого» подполья и расстреляли. Начались чистки в промышленности, в деревне: было арестовано 200 000 человек, 7 000 – расстреляно. Именно Люшков занимался переселением корейцев в Среднюю Азию: Сталин считал, что те в случае войны будут помогать интервентам.

И тут звезда изменила герою: его покровитель Ягода оказался в немилости, на место наркома НКВД назначили Ежова, который первым делом расстрелял верхушку НКВД. К тому же Сталину сообщили, что среди военных высшего эшелона есть законспирированное подполье, цель которого - уничтожение партии.

В 1938 году Генрих Люшко в качестве депутата приехал в столицу и тут заметил слежку. Он попытался выяснить ее причины, но ему дали понять, что объяснять никто ничего не будет.

Видимо, были и другие «звоночки», которые испугали начальника дальневосточного НКВД настолько, что он решился на побег. Сам он объяснял свой поступок тем, что узнал о приказе Сталина арестовать его.

Чтобы сбежать, Люшков устроил проверку безопасности советско-маньчжурской границы, выехал на территорию 59-го отряда, объяснил начальнику, что у него «встреча с агентом с другой стороны» и попросил оставить его одного. Пограничник перечить не посмел, за что поплатился: оставшись один, офицер НКВД перешел границу и сдался японцам.

Буквально на следующий день он был в штабе Квантуньской армии и выложил японцам все сведения, которые знал о безопасности границы, дислокации и вооружении частей, и о том, что в тылу у японцев работает группа советских разведчиков, к счастью для Рихарда Зорге, он знал только псевдонимы.

Для японцев Люшков был подарком, ведь он занимался охраной самого Сталина. Японцы тут же приступили к разработке операции «Медведь», целью которой было убить Сталина в Мацесте. Люшков знал, что подобраться к вождю можно было в тот момент, когда он принимал ванну в водолечебнице: вождь в одиночестве подолгу лежал в радоновой ванне.

Проникнуть в лечебницу можно по водостоку: труба большого диаметра заполнялось только до половины и вела в резервуар, откуда через люк можно было пролезть в кладовую. Двух истопников планировалось убить,затем убийцы должны были убрать охрану и пройти в комнату, где находился Сталин.

О том, чтобы остаться в живых не было речи - в группу набирали смертников. Готовились всерьез - на японской разведбазе в Чанчуне выстроили копию лечебницы, тренировки проходили на ней, но операция все равно провалилась. Группа диверсантов не смогла перейти границу, нарвавшись на пулеметный огонь. Пограничники убили троих преступников, остальные смогли уйти назад, в Турцию.

Скорее всего, информация о группе была предоставлена Сталину теми самыми разведчиками, которых Люшков так и не сумел сдать японцам.

Сам вчерашний палач сменил внешность и собирался вести через газеты агитацию против «сталинского режима», консультировал японцев, занимался прогнозами и надеялся, что ему дадут документы, по которым он сможет жить в Юго-Восточной Азии. Но японцы оказались прагматиками: как только стало понятно, что советские войска могут войти в Дайрен (Далянь), офицер контрразведки Такеока вывел Люшкова на улицу и выстрелил ему в грудь, а другой офицер добил, выстрелив в голову. Тело вчерашнего палача кремировали, а урну с прахом по обычаю отнесли в ближайший буддийский храм.

Но даже если Лющков сумел бы сбежать, уйти от смерти бы ему вряд ли удалось: все советские агенты имели директиву при встрече убить предателя.

Награды

орденами Ленина, Красного Знамени.

Звания

Комиссар государственной безопасности 3-го ранга

Должности

полпред НКВД по Дальнему Востоку

Биография

Генрих Самойлович Люшков (1900, Одесса - 19 августа 1945, Дайрэн, Японская империя) - видный деятель ЧК-ОГПУ-НКВД. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга (что соответствует званию генерала-лейтенанта). В 1938 году, опасаясь неминуемого ареста, бежал в Маньчжурию и активно сотрудничал с японской разведкой. За границей подробно освещал своё участие в Большом терроре, разоблачал методы НКВД, готовил покушение на Сталина.

Родился в Одессе в семье еврейского портного. Учился в казённом начальном училище (1908-1915), на вечерних общеобразовательных курсах. Работал помощником в конторе автомобильных принадлежностей.

Под влиянием старшего брата принимает участие в революционной деятельности. В июле 1917 вступил в РСДРП(б). В 1917 вступил рядовым в Красную гвардию в Одессе. С 1918 в органах ЧК. В 1918-1919 на подпольной работе под руководством члена Одесского ревкома Ф. Д. Корнюшина, арестован, бежал. Служил в РККА красноармейцем, политкурсантом, руководителем политотдела. Политрук Ударной отдельной бригады 14-й армии. В 1920 - зам. председателя Тираспольской ЧК, затем на различных должностях в Одесской ЧК, Каменец-Подольском отделении ГПУ. В 1924 - начальник Проскуровского (ныне - г. Хмельницкий) окружного отдела ОГПУ, переведен в ГПУ УССР в Харьков. К началу 1930-х годов занимался промышленным шпионажем в Германии.

В 1931 - глава секретно-политического отдела ГПУ Украины.

В 1931 переведён в центральный аппарат ОГПУ. Вёл допросы и утвердил обвинительное заключение по сфабрикованному ГПУ делу «Российской национальной партии»..

В декабре 1934 участвовал в расследовании убийства С. М. Кирова. Пытался противодействовать попыткам Н. И. Ежова и А. В. Косарева контролировать следствие (впоследствии, перебежав к японцам, заявит, что убийца Кирова Л. В. Николаев был психически больным человеком, а не участником террористической зиновьевской организации, на которую «выводило» следствие). Но тогдашние разногласия будущий нарком НКВД Люшкову не припоминал, напротив, держал его в своих фаворитах. Люшков пользовался расположением и наркома внутренних дел в 1934-1936 годах Г. Г. Ягоды: после возвращения из Ленинграда он готовит важнейшие приказы по НКВД и наиболее значимые докладные записки в ЦК партии (от имени Ягоды), используется для контроля за обстановкой в Секретно-Политическом отделе.

В 1935-1936 годах участвует в таких громких расследованиях, как «Кремлёвское дело» и дело «троцкистско-зиновьевского центра» (легшее в основу Московского процесса). По завершении последнего назначается начальником УНКВД по Азово-Черноморскому краю (до 1937 года). Руководил развёртыванием большого террора в Черноморье. Входил в краевую тройку НКВД. В том числе с его санкции был арестован А. Г. Белобородов.

В начале июня 1937 года награждён орденом Ленина.

В 1937-1938 - полпред НКВД по Дальнему Востоку. В связи с начавшейся военной интервенцией Японии против Китая обстановка в регионе вызывает повышенное внимание советского руководства. 28 июня 1937 года он получает краткий инструктаж своих будущих обязанностей лично от Сталина в ходе 15-минутной аудиенции.

Приезд Люшкова в Хабаровск по времени совпадает с началом массовой операции НКВД согласно печально известному приказу № 00447. На месте Люшков энергично принимается за работу и параллельно с массовыми репрессиями населения (согласно преамбуле приказа, он был направлен против «бывших уголовников, кулаков и так называемых антисоветских элементов, гнездящихся в деревне и городе и проникших на промышленность»), проводит чистку местного УНКВД. Под его руководством были арестованы около 40 сотрудников местного НКВД, включая прежнего руководителя Т. Д. Дерибаса, главу лагерного треста «Дальстрой» Э. П. Берзина. Им было инкриминировано создание правотроцкистской организации в органах внутренних дел Дальнего Востока. Люшков был главным организатором депортации корейцев с Дальнего Востока, а также репрессий против других наций.

В декабре 1937 года был избран депутатом Верховного Совета СССР от Дальневосточного края, приезжал в Москву на его первую сессию в 1938 году. Там же, по воспоминаниям М. П. Фриновского, заметил за собой слежку, о чём обеспокоенно сообщил ему. Однако первый заместитель наркома НКВД заверял, что подозрений у него и Ежова Люшков не вызывает, напротив, они принимают меры, чтобы защитить его от необоснованных обвинений. Люшков расценил данный разговор как отказ от прямого объяснения.

Компромат, отзыв в Москву и побег

Люшков был самым высокопоставленным выдвиженцем Ягоды, который долгое время сохранял позиции после его опалы. Более того, новый всесильный нарком НКВД всячески защищал его имя от компромата. Ягода был приговорён к расстрелу на III Московском процессе, и в 1937-1938 годах подследственные чекисты часто называли вместе с фамилией бывшего наркома фамилию Люшкова. О его принадлежности к контрреволюционной организации сообщал, в частности, бывший глава НКВД ЗСФСР Д. И. Лордкипанидзе, однако Ежов не стал доводить сведения до Сталина, а потребовал от Фриновского допросить Ягоду и доказать непричастность Люшкова. Показания заместителя Ягоды Г. Е. Прокофьева были исправлены с исключением фрагмента о Люшкове. Фриновский выразил сомнение в необходимости оберегать Люшкова, однако Ежов переубедил своего заместителя.

Уже после направления Люшкова на Дальний Восток поступил компромат на него от Л. Г. Миронова (бывшего начальника Контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР) и Н. М. Быстрых (брата заместителя начальника Главного управления рабоче-крестьянской милиции). Первого Ежов передопросил и заставил отказаться от прежних показаний, второй был «квалифицирован» в уголовники, что позволило отдать его дело милицейской «тройке» и убрать политическую составляющую.

Однако затем вопрос о политическом недоверии Люшкову был высказан маршалом В. К. Блюхером. В конце апреля 1938 года был арестован И. М. Леплевский - один из ближайших соратников Люшкова, а чуть позже за укрывательство брата-троцкиста вызван в Москву и арестован заместитель Люшкова М. А. Каган, что было уже серьёзным тревожным знаком. 26 мая 1938 года Люшков был освобождён от обязанностей начальника Дальневосточного УНКВД якобы в связи с реорганизацией ГУГБ НКВД и назначением в центральный аппарат. Ежов сообщил ему об этом в телеграмме, где просил высказать отношение к переводу в Москву. Текст телеграммы выдавал, что в действительности его отзывали для ареста (конкретная должность не предлагалась, выяснялось только желание работать в центре вообще, о чём при назначениях не спрашивали; почему-то специально говорилось о подборе преемника). В июне 1938 года на Дальний Восток прибыли Фриновский и Л. З. Мехлис для проведения чистки руководства Тихоокеанского флота, погранвойск и местного НКВД.

Опытный чекист, знавший методы НКВД, понял, что это значит, и решил бежать из страны. По имеющемся в настоящее время архивным данным можно с определенной долей уверенности утверждать, что Люшков заранее готовил свой побег. 28 мая он телеграфировал, что благодарит за оказанное доверие и считает новую работу за честь. Но ещё за 2 недели до этого он приказал своей жене взять дочь и следовать в одну из клиник Западной Европы (документы, подтверждающие необходимость лечения дочери, для этой поездки к тому времени были уже готовы). По благополучном прибытии жена должна была прислать Люшкову телеграмму, содержащую текст «Шлю свои поцелуи». Однако разработка Люшкова началась уже тогда - жена была арестована и впоследствии расстреляна. Судьба дочери неизвестна, вероятнее всего она была направлена в детский дом под другой фамилией.

9 июня Люшков сообщил заместителю Г. М. Осинину-Винницкому о своём выезде в приграничный Посьет для встречи с особо важным агентом. В ночь на 13 июня он прибыл в расположение 59-го погранотряда, якобы для инспекции постов и приграничной полосы. Люшков был одет в полевую форму при наградах. Приказав начальнику заставы сопровождать его, он пешком двинулся к одному из участков границы. По прибытии Люшков объявил сопровождающему, что у него встреча на «той стороне» с особо важным маньчжурским агентом-нелегалом, и, поскольку того никто не должен знать в лицо, дальше он пойдет один, а начальник заставы должен углубиться в сторону советской территории на полкилометра и ждать условного сигнала. Люшков ушел, а начальник заставы сделал как было приказано, но, прождав его более двух часов, поднял тревогу. Застава была поднята в ружье, и более 100 пограничников прочесывали местность до утра. Более недели, до того как пришли вести из Японии, Люшков считался пропавшим без вести, а именно что его похитили (убили) японцы. Люшков же к тому времени пересек границу и 14 июня примерно в 5:30 у города Хуньчунь сдался маньчжурским пограничникам и попросил политического убежища. После переправлен в Японию и сотрудничал с японским военным ведомством.

На его место был назначен Г. Ф. Горбач, который провёл чистку всех ставленников Люшкова.

Побег Люшкова использовали как одну из причин для отстранения Н. И. Ежова. По свидетельству бывшего начальника Отдела охраны ГУГБ НКВД И. Я. Дагина, узнав о бегстве Люшкова, Ежов плакал и говорил: «Теперь я пропал». Из письма Ежова к Сталину:

Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Тогда же Фриновскому я сказал: «Ну, теперь нас крепко накажут». Это был настолько очевидный и большой провал разведки, что за такие дела, естественно, по головке не гладят.

Служба японцам

Люшков раскрыл перед японцами всю известную ему информацию о сталинском терроре и о методах НКВД вообще. 13 июля 1938 года в интервью японской газете «Ёмиури симбун» Люшков заявил:

Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как я активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма. Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину… Таковы непосредственные причины моего побега из СССР, но этим дело не исчерпывается. Имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили меня так действовать.

Это то, что я убежден в том, что ленинские принципы перестали быть основой политики партии. Я впервые почувствовал колебания со времени убийства Кирова Николаевым в конце 1934 г. Этот случай был фатальным для страны так же, как и для партии. Я был тогда в Ленинграде. Я не только непосредственно занимался расследованием убийства Кирова, но и активно принимал участие в публичных процессах и казнях, проводившихся после кировского дела под руководством Ежова. Я имел отношение к следующим делам:

Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1935 г.

Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 г.

Дело так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 г.

Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы.

Николаев безусловно не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы войти в историю героем. Это явствует из его дневника.

На процессе, проходившем в августе 1936 г., обвинения в том, что троцкисты через Ольберга 1) были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что Зиновьев и Каменев были связаны с так называемым «правым центром» через Томского, 2) Рыкова и Бухарина, - полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике.

Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того, чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации обширных антисталинских заговоров, шпионских процессов и террористических организаций.

Так Сталин избавлялся всеми мерами от политических противников и от тех, кто может стать ими в будущем. Дьявольские методы Сталина приводили к падению даже весьма искушённых и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий. Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твердой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами Сталина и могут представить собой политическую опасность в будущем…

По словам Люшкова, сенсационные признания выбивались из осуждённых под жестокими пытками и с угрозой новых истязаний. В подтверждение своих слов он опубликовал захваченное с собой предсмертное письмо в адрес ЦК ВКП(б) бывшего помощника командующего Отдельной Краснознаменой Дальневосточной армией по ВВС А. Я. Лапина, который покончил с собой в хабаровской тюрьме. Раскрывая перед японцами тайны сталинского террора, Люшков не скрывал своего активного участия в нём.

Люшков был наиболее высокопоставленным перебежчиком из НКВД. Он работал в Токио и Дайрэне (Даляне) в разведорганах японского генштаба (в «Бюро по изучению Восточной Азии», советником 2-го отдела штаба Квантунской армии). Люшков передал японцам исключительно важные сведения о советских вооруженных силах, в частности об особенно интересующем их регионе - Дальнем Востоке. Японцы получили подробную информацию о дислокации войск, строительстве оборонительных сооружений, крепостях и укреплениях и т. д. Для них было неожиданным, что СССР имеет довольно значительное военное превосходство над японцами на Дальнем Востоке. К тому же Люшков передал японцам детальную информацию о планах развертывания советских войск не только на Дальнем Востоке, но и в Сибири, на Украине, раскрыл военные радиокоды. Он выдал японцам важнейших агентов органов НКВД на Дальнем Востоке (в частности, бывшего генерала В. Семёнова). Однако до сих пор не ясно, передал ли он все известные ему военные сведения или ряд самых важных утаил.

Вот что пишет Коидзуми Коитиро по поводу той информации, которую Люшков передал японской разведке:

Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о Вооруженных Силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях и укреплениях. В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством. В тот период, то есть на конец июня 1938 года, наши силы в Корее и Маньчжурии, которые мы могли использовать против Советского Союза, насчитывали всего лишь 9 дивизий… Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу о том, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости сосредоточить от 31 до 58 дивизий… Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340 и против 1900 советских танков - только 170… До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти или даже более к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР…

Из книги Ё. Хиямы «Планы покушения на Сталина»

Люшков предложил японцам план убийства Сталина. Они охотно за него ухватились. Как пишет японский исследователь Хияма, это была чуть ли не единственная серьёзно подготовленная попытка покушения на Сталина. По долгу службы на посту начальника отделения НКВД по Азово-Черноморскому краю Люшков нёс персональную ответственность за охрану вождя в Сочи. Он знал, что Сталин лечился в Мацесте. Расположение корпуса, где Сталин принимал ванны, порядок и систему охраны Люшков хорошо помнил, так как сам их разрабатывал. Люшков возглавил террористическую группу из русских эмигрантов, которую японцы в 1939 году перебросили к советско-турецкой границе. Однако в террористическую группу был внедрён советский агент и переход через границу сорвался.

В 1939 году Люшков был заочно приговорён в СССР к смертной казни.

В июле 1945 года, накануне вступления СССР в войну с Японией был переведён из Токио в расположение японской военной миссии в Дайрэне (Китай) для работы в интересах Квантунской армии. 16 августа командование Квантунской армии объявило о капитуляции. 19 августа 1945 года Люшков был приглашён к начальнику Дайрэнской военной миссии Ютаке Такэоке, который предложил ему покончить жизнь самоубийством (по-видимому, чтобы скрыть от Советского Союза известные Люшкову данные о японской разведке). Люшков отказался и был застрелен Такэокой, тело тайно кремировано (через 3 дня Дайрэн был занят РККА).

По другим данным, Люшкова привезли в Дайрен для выдачи СССР в обмен на захваченного в плен сына бывшего премьер-министра принца Коноэ. Люшков, узнав о предстоящей выдаче, предпринял попытку побега и был задушен японскими офицерами.

Люшков Генрих Самойлович

Генрих Самойлович Люшков, еврей по национальности, родился в 1900 году в Одессе в семье портного.
В 1917 году он записался рядовым в Красную Гвардию, после занятия врагами Одессы перешел в подполье. После освобождения города в 1918 году Люшков записался в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, а уже в 1920 году он — политрук бригады 14-й армии. Когда активные боевые действия закончились, отважного политрука направили на работу в .
В ЧК Люшков заслуженно продвигался по служебной лестнице – он никогда не был кабинетным работником и не сторонился оперативной работы. Принимал активное участие в ликвидации бандитских формирований и контрреволюционного подполья, создавал и курировал среди них работоспособную агентурную сеть.
Генрих Люшков за десять (!) лет службы в ЧК- прошел путь от рядового сотрудника до начальника секретно-политического отдела Украины.
Во время дружбы между и в 1930 годы, Люшков, который знал немецкий язык, был включен в состав группы, посланной в Германию для ознакомления с работой концерна «Юнкерс». Его задачей был промышленный шпионаж. Генрих умел наблюдать и замечать мелочи, складывать в целую картину массу фактов, анализировать их и делать обобщающие выводы. Сам Сталин заметил отчетный доклад дотошного чекиста о поездке и взял умного молодого человека на заметку.
С 1931 года Генрих Люшков в центральном аппарате , где очень быстро занял место заместителя начальника секретно-политического отдела, который вел борьбу с политическими противниками. Дело «Российской национальной партии», расследование убийства Кирова, дело «троцкистско-зиновьевского центра», «Кремлевское дело» подготавливаются лично Генрихом Самойловичем и проходят под его личным контролем.
Нарком НКВД Ягода очень благоволит к нему.
В 1936 году Генрих Люшков был назначен начальником УНКВД Азово-Черноморского края. Ему становятся подконтрольны территории, где находятся дачи Иосифа Сталина и высших руководителей партии и страны. Он по долгу службы ищет врагов, и, конечно же, повсюду их находит…
К декабрю 1936 года было арестовано больше 200 троцкистов из числа крупных чиновников и руководителей партийных организаций.
В 1936 году был отстранен от должности, а в 1937 арестован нарком НКВД Ягода. Участь наркома разделили все его заместители и начальники управлений — было арестовано более 300 сотрудников НКВД из числа крупных руководителей. Однако Люшков уцелел, кроме того новый нарком НКВД Ежов лично дал указание, чтобы имя Люшкова не фигурировало ни в одном из протоколов допроса.
В июне 1937 году Люшков, как «борец с контрреволюцией» был награжден орденом Ленина, а в июле этого же года ему доверили самый важный на тот момент участок — Дальний Восток, где бряцала оружием японская Квантунская армия.
Комиссар госбезопасности 3 ранга, полномочный представитель НКВД на Дальнем Востоке с неограниченными полномочиями Генрих Самойлович Люшков в августе 1937 года приехал в Хабаровск. Работу «царь края» начал, само собой, с поиска врагов. И что удивительно, оказалось, что все местное руководство — одни японские шпионы или тайные троцкисты. С его подачи было арестовано более 40 сотрудников Дальневосточного управления НКВД, причем начал Люшков с самого верха, с руководителя и его заместителей. Не удивительно, что при его руководстве дальневосточный край оказался просто «нашпигован» иностранными агентами. За неполный год там было арестовано более двести тысяч человек, из них семь тысяч было расстреляно.
Выполняя решение Совнаркома и ЦК ВКП(б) 1937 года «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», руководимые Люшковым органы НКВД провели первую в СССР депортацию по этническому признаку – 172 000 корейцев были переселены в Среднюю Азию. К концу октября Люшков доложил в Москву, что задание партии выполнено: Дальний Восток полностью очищен от врагов. Нарком Ежов открыто назвал Люшкова «лучшим чекистом» и поставил его в пример другим.
Однако бывалый чекист Люшков не обольщался — тучи «чисток» уже сгущались над ним… Были арестованы его заместитель Каган, глава НКВД Украины — близкий друг и соратник Леплевский. В мае 1938 года Люшков получил телеграмму: его вызывают в Москву в связи с переводом на работу в центральный аппарат НКВД. Люшков отсылает ответную телеграмму, в которой сообщает, что считает новое назначение за честь и срочно едет в инспекционную поездку по приграничным округам. Уж он-то наверняка знает, чем заканчиваются такие вызовы в Москву!
Вместе с этой телеграммой в Москву ушла еще одна депеша-молния с заранее обусловленным сигналом «срочно уезжай». Через некоторое время от жены пришел ответ со словами «шлю свои поцелуи», которые засвидетельствовали, что жена и дочь успешно пересекли границу СССР. Больше Люшкова в этой стране ничто не держало…
13 июня Люшков прибыл в расположение 59-го погранотряда. В сопровождении начальника заставы и двух красноармейцев он отправился к границе для встречи с секретным агентом «с той стороны». У пограничного рубежа он приказал сопровождавшим его отойти вглубь советской территории: агент особо ценный, никто не должен его видеть.
Прошло два часа – Люшков не вернулся… Начальник заставы поднял заставу «в ружье» и сообщил о ЧП начальнику погранотряда. Более сотни пограничников до утра тщетно прочесывали местность.
А в это время японские пограничники доставили в контрразведку задержанного при переходе границы советского офицера с тремя ромбами в петлицах, орденом Ленина на груди и двумя значками «Почетный работник ВЧК-ГПУ». Что интересно, первой реакцией контрразведчиков, считавших это провокацией, было желание вернуть его назад в СССР. Наконец, прибыли два высокопоставленных офицера из военного министерства, которые забрали перебежчика и увезли его с собой.
Вначале японцы утаивали, что начальник Дальневосточного УНКВД находится у них. Когда же в латвийской, а затем немецкой прессе появились сообщения о побеге Люшкова в Маньчжурию они подтвердили это.
Перебежчиком интересовались не только японские спецслужбы. В Токио прибыл представитель начальника абвера адмирала Канариса полковник Грейлинг, который по результатам встреч с Люшковым составил отчет на несколько сот страниц. Советский разведчик Рихард Зорге сумел получить доступ к докладу и сфотографировал наиболее важные страницы. Когда пленка оказалась в Москве, там развеялись последние сомнения: Люшков сдавал всех и вся, рассказывал всё, что знал. А знал он немало: расположение военных объектов, складов, аэродромов, военных баз, дислокацию военных частей и кораблей ВМФ СССР, систему пограничной охраны, шифры и радиокоды. Перебежчик выдал всех известных ему советских агентов в Маньчжурии и Японии.

В своем интервью для японской газеты «Ёмиури симбун» 13 июля 1938 года Люшков рассказывал:
«Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как я активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма. Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину… Таковы непосредственные причины моего побега из СССР, но этим дело не исчерпывается. Имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили меня так действовать.
Это то, что я убеждён в том, что ленинские принципы перестали быть основой политики партии. Я впервые почувствовал колебания со времени убийства Кирова Николаевым в конце 1934 г. Этот случай был фатальным для страны так же, как и для партии. Я был тогда в Ленинграде. Я не только непосредственно занимался расследованием убийства Кирова, но и активно принимал участие в публичных процессах и казнях, проводившихся после кировского дела под руководством Ежова. Я имел отношение к следующим делам:
Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1935 г.
Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 г.
Дело так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 г.
Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы.
Николаев безусловно не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы войти в историю героем. Это явствует из его дневника.
На процессе, проходившем в августе 1936 г., обвинения в том, что троцкисты через Ольберга 1). Были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что Зиновьев и Каменев были связаны с так называемым «правым центром» через Томского, 2). Рыкова и Бухарина, - полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнёны как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике.
Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того, чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации обширных антисталинских заговоров, шпионских процессов и террористических организаций.
Так Сталин избавлялся всеми мерами от политических противников и от тех, кто может стать ими в будущем. Дьявольские методы Сталина приводили к падению даже весьма искушённых и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий. Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твёрдой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами Сталина и могут представить собой политическую опасность в будущем…»
Нарком НКВД Ежов когда узнал о побеге своего протеже, сказал: «Теперь мне конец». Среди предъявленных ему вскоре обвинений был и побег Люшкова.
Старший майор госбезопасности Горбач, который был назначен на место Люшкова устроил новую чистку аппарата Дальневосточного УНКВД. Все сотрудники, которые были назначены на место бежавшим Люшковым, были арестованы и расстреляны. Пострадали друзья, близкие и даже дальние родственники Люшкова. Не спаслись его жена и дочь. НКВД следило за ними, а телеграмма об успешном пересечении границы была ложной. Инна Люшкова была арестована и расстреляна, дочь отправлена в один из детдомов под чужой фамилией, судьба ее неизвестна.
До лета 1945 года Генрих Люшков в качестве старшего консультанта служил в разведывательных органах генштаба Японии. Писал доклады, обзоры о положении в СССР, боеспособности РККА, организации советских спецслужб. Японцы были весьма удивлены его работоспособностью: Люшков выдавал до 40 рукописных страниц в день, переводчики за ним просто не успевали. Все материалы печатались в изданиях для служебного пользования.
Люшков предложил японцам план убийства Сталина. Они охотно за него ухватились. Как пишет японский исследователь Хияма, это была чуть ли не единственная серьёзно подготовленная попытка покушения на Сталина. Люшков возглавил диверсионную группу из русских эмигрантов, которую японцы в 1939 году перебросили к советско-турецкой границе. Однако в диверсионную группу был внедрён советский агент, и переход через границу сорвался.
В 1939 году Люшков был заочно приговорён в СССР к смертной казни.
Летом 1945 года, предчувствуя скорую войну с СССР, командование Квантунской армии обратилось в генштаб с просьбой прислать эксперта по Красной Армии. 8 августа в Дайрен в сопровождении капитана японской армии прибыл советник Ямогучи Тосикадзу (Люшков), однако услуги советника не понадобились. 19 августа судьба Квантунской армии уже ни у кого не вызывала сомнений. Встал вопрос: «Что делать с советником Ямогучи Тосикадзу?» После краткого обсуждения нескольких вариантов (отпустить, переправить в Юго-Восточную Азию, передать американцам или представителям советского командования) возобладало мнение, что эксперт слишком много знает и его надо убить.
Допрошенный в ноябре 1945 года бывший начальник военной миссии в Дайрене показал, что лично застрелил Люшкова…

Генрих Самойлович Люшков ( , Одесса - 19 августа , Дайрэн , Японская империя) - видный деятель советских спецслужб, комиссар государственной безопасности 3-го ранга , - что соответствует званию генерала-лейтенанта. В 1938 году, опасаясь неминуемого ареста, бежал в Маньчжурию и активно сотрудничал с японской разведкой. За границей подробно освещал своё участие в Большом терроре , разоблачал методы НКВД, готовил покушение на Сталина .

Биография

Ранние годы

В декабре 1934 года участвовал в расследовании убийства С. М. Кирова . Пытался противодействовать попыткам Н. И. Ежова и А. В. Косарева контролировать следствие (впоследствии, перебежав к японцам, заявит, что убийца Кирова Л. В. Николаев был психически больным человеком, а не участником террористической зиновьевской организации, на которую «выводило» следствие). Но тогдашние разногласия будущий нарком НКВД Люшкову не припоминал, напротив, держал его в своих фаворитах. Люшков пользовался расположением и наркома внутренних дел в 1934-1936 годах Г. Г. Ягоды : после возвращения из Ленинграда он готовит важнейшие приказы по НКВД и наиболее значимые докладные записки в ЦК партии (от имени Ягоды), используется для контроля за обстановкой в Секретно-Политическом отделе .

В 1935-1936 годах участвует в таких громких расследованиях, как «Кремлёвское дело» и дело «троцкистско-зиновьевского центра» (лёгшее в основу Московского процесса). По завершении последнего назначается начальником УНКВД по Азово-Черноморскому краю (до 1937 года). Руководил развёртыванием большого террора в Черноморье. Входил в краевую тройку НКВД. В том числе с его санкции был арестован А. Г. Белобородов [[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] .

В начале июня 1937 года награждён орденом Ленина .

В 1937-1938 годах - начальник управления НКВД по Дальнему Востоку . В связи с начавшейся военной интервенцией Японии против Китая обстановка в регионе вызывает повышенное внимание советского руководства. 28 июня 1937 года он получает краткий инструктаж своих будущих обязанностей лично от Сталина в ходе 15-минутной аудиенции.

Компромат, отзыв в Москву и побег

Люшков был самым высокопоставленным выдвиженцем Ягоды, который долгое время сохранял позиции после его опалы. Более того, новый всесильный нарком НКВД всячески защищал его имя от компромата. Ягода был приговорён к расстрелу на III Московском процессе , и в 1937-1938 годах подследственные чекисты часто называли вместе с фамилией бывшего наркома фамилию Люшкова. Об его принадлежности к контрреволюционной организации сообщал, в частности, бывший глава НКВД ЗСФСР Д. И. Лордкипанидзе , однако Ежов не стал доводить сведения до Сталина, а потребовал от Фриновского допросить Ягоду и доказать непричастность Люшкова. Показания заместителя Ягоды Г. Е. Прокофьева были исправлены с исключением фрагмента о Люшкове. Фриновский выразил сомнение в необходимости оберегать Люшкова, однако Ежов переубедил своего заместителя.

Однако затем вопрос о политическом недоверии Люшкову был высказан маршалом В. К. Блюхером . В конце апреля 1938 года был арестован И. М. Леплевский - один из ближайших соратников Люшкова, а чуть позже за укрывательство брата-троцкиста вызван в Москву и арестован заместитель Люшкова М. А. Каган , что было уже серьёзным тревожным знаком. 26 мая 1938 года Люшков был освобождён от обязанностей начальника Дальневосточного УНКВД якобы в связи с реорганизацией ГУГБ НКВД и назначением в центральный аппарат. Ежов сообщил ему об этом в телеграмме, где просил высказать отношение к переводу в Москву. Текст телеграммы выдавал, что в действительности его отзывали для ареста (конкретная должность не предлагалась, выяснялось только желание работать в центре вообще, о чём при назначениях не спрашивали; почему-то специально говорилось о подборе преемника). В июне 1938 года на Дальний Восток прибыли Фриновский и Л. З. Мехлис для проведения чистки руководства Тихоокеанского флота, погранвойск и местного НКВД.

Опытный чекист, знавший методы НКВД, понял, что это значит, и решил бежать из страны. По имеющимся в настоящее время архивным данным можно с определённой долей уверенности утверждать, что Люшков заранее готовил свой побег. 28 мая он телеграфировал, что благодарит за оказанное доверие и считает новую работу за честь, однако ещё за 2 недели до этого он приказал своей жене взять дочь и следовать в одну из клиник Западной Европы (документы, подтверждающие необходимость лечения дочери, для этой поездки к тому времени были уже готовы). По благополучном прибытии жена должна была прислать Люшкову телеграмму, содержащую текст «Шлю свои поцелуи». Однако разработка Люшкова началась уже тогда - жена Нина Васильевна Письменная (первая жена Якова Вольфовича Письменного - генерал-майора НКВД Украины и известнейшего лётчика-испытателя) была арестована, 8 лет пробыла в лагерях, в полной мере испытав муки и пытки за своего супруга, и впоследствии была реабилитирована. После реабилитации она нашла дочь Людмилу Яковлевну Письменную (падчерицу Люшкова) в Юрмале , Латвия , где и прожила всю жизнь и скончалась в возрасте 90 лет там же. Падчерица Люшкова Людмила Письменная после ареста матери и бегства отчима была спасена родной сестрой своего отца Анной Владимировной (Вольфовной) Шульман (Письменной) и после войны с её семьёй переехала в Латвию, где и прожила до своей кончины в 2010 году.

9 июня 1938 года Люшков сообщил заместителю Г. М. Осинину-Винницкому о своём выезде в приграничный Посьет для встречи с особо важным агентом. В ночь на 13 июня он прибыл в расположение 59-го погранотряда , якобы для инспекции постов и приграничной полосы. Люшков был одет в полевую форму при наградах. Приказав начальнику заставы сопровождать его, он пешком двинулся к одному из участков границы. По прибытии Люшков объявил сопровождающему, что у него встреча на «той стороне» с особо важным маньчжурским агентом-нелегалом, и, поскольку того никто не должен знать в лицо, дальше он пойдёт один, а начальник заставы должен углубиться в сторону советской территории на полкилометра и ждать условного сигнала. Люшков ушёл, а начальник заставы сделал как было приказано, но, прождав его более двух часов, поднял тревогу. Застава была поднята в ружьё, и более 100 пограничников прочёсывали местность до утра. Более недели, до того как пришли вести из Японии, Люшков считался пропавшим без вести, а именно что его похитили (убили) японцы. Люшков же к тому времени пересёк границу и 14 июня 1938 года примерно в 5:30 у города Хуньчунь сдался маньчжурским пограничникам и попросил политического убежища. После переправлен в Японию и сотрудничал с японским военным ведомством .

Напишите отзыв о статье "Люшков, Генрих Самойлович"

Примечания

Литература

Прохоров Д. П., Лемехов О. И. Перебежчики. Заочно расстреляны. - М .: Вече; АРИА-АиФ, 2001. - 464 с. - ISBN 5-7838-0838-5 («Вече»); ISBN 5-93229-120-6 (ЗАО «АРИА-АиФ»)
// Петров Н. В., Скоркин К. В. / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. - М .: Звенья, 1999. - 502 с. - 3000 экз. - ISBN 5-7870-0032-3.

Ссылки

на «Родоводе ». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Люшков, Генрих Самойлович

– Прости меня, Мария, как же погиб твой Дин? – наконец-то решилась спросить я.
Девчушка подняла на нас свою заплаканную мордашку, по-моему даже не понимая, о чём её спрашивают. Она была очень далеко... Возможно там, где её верный друг был ещё живой, где она не была такой одинокой, где всё было понятно и хорошо... И малышка никак не хотела сюда возвращаться. Сегодняшний мир был злым и опасным, а ей больше не на кого было опереться, и некому было её защищать... Наконец-то, глубоко вздохнув и геройски собрав свои эмоции в кулачок, Мария поведала нам грустную историю Дининой смерти...
– Я была с мамой, а мой добрый Дин, как всегда, нас стерёг... И тут вдруг откуда-то появился страшный человек. Он был очень нехороший. От него хотелось бежать, куда глаза глядят, только я никак не могла понять – почему... Он был таким же, как мы, даже красивым, просто очень неприятным. От него веяло жутью и смертью. И он всё время хохотал. А от этого хохота у нас с мамой стыла кровь... Он хотел забрать с собой маму, говорил, что она будет ему служить... А мама вырывалась, но он, конечно же, был намного сильнее... И тут Дин попробовал нас защитить, что раньше ему всегда удавалось. Только человек был наверняка каким-то особенным... Он швырнул в Дина странное оранжевое «пламя», которое невозможно было погасить... А когда, даже горящий, Дин попытался нас защитить – человек его убил голубой молнией, которая вдруг «полыхнула» из его руки. Вот так погиб мой Дин... И теперь я одна.
– А где же твоя мама? – спросила Стелла.
– Мама всё здесь же, – малышка смутилась.– Просто она очень часто злится... И теперь у нас нет защиты. Теперь мы совсем одни...
Мы со Стеллой переглянулись... Чувствовалось, что обоих одновременно посетила та же самая мысль – Светило!.. Он был сильным и добрым. Оставалось только надеяться, что у него возникнет желание помочь этой несчастной, одинокой девчушке, и стать её настоящим защитником хотя бы до тех пор, пока она вернётся в свой «хороший и добрый» мир...
– А где теперь этот страшный человек? Ты знаешь, куда он ушёл? – нетерпеливо спросила я. – И почему он не взял-таки с собой твою маму?
– Не знаю, наверное, он вернётся. Я не знаю, куда он пошёл, и я не знаю, кто он такой. Но он очень, очень злой... Почему он такой злой, девочки?
– Ну, это мы узнаем, обещаю тебе. А теперь – хотела бы ты увидеть хорошего человека? Он тоже здесь, но, в отличие от того «страшного», он и правда очень хороший. Он может быть твоим другом, пока ты здесь, если ты, конечно, этого захочешь. Друзья зовут его Светило.
– О, какое красивое имя! И доброе...
Мария понемножечку начала оживать, и когда мы предложили ей познакомиться с новым другом, она, хоть и не очень уверенно, но всё-таки согласилась. Перед нами появилась уже знакомая нам пещера, а из неё лился золотистый и тёплый солнечный свет.
– Ой, смотрите!.. Это же солнышко?!.. Оно совсем, как настоящее!.. А как оно попало сюда? – ошарашено уставилась на такую необычную для этого жуткого места красоту, малышка.
– Оно и есть настоящее, – улыбнулась Стелла. – Только его создали мы. Иди, посмотри!
Мария робко скользнула в пещеру, и тут же, как мы и ожидали, послышался восторженный визг...
Она выскочила наружу совершенно обалдевшая и от удивления всё никак не могла связать двух слов, хотя по её распахнутым от полного восторга глазам было видно, что сказать ей уж точно было что... Стелла ласково обняла девочку за плечи и вернула её обратно в пещеру... которая, к нашему величайшему удивлению, оказалась пустой...
– Ну и где же мой новый друг? – расстроено спросила Мария. – Разве вы не надеялись его здесь найти?
Стелла никак не могла понять, что же такое могло произойти, что заставило бы Светило покинуть свою «солнечную» обитель?..
– Может что-то случилось? – задала совершенно глупый вопрос я.
– Ну, естественно – случилось! Иначе он бы никогда отсюда не ушёл.
– А может здесь тоже был тот злой человек? – испуганно спросила Мария.
Честно признаться, у меня тоже мелькнула такая мысль, но высказать её я не успела по той простой причине, что, ведя за собой троих малышей, появился Светило... Детишки были чем-то смертельно напуганы и, трясясь как осенние листики, боязливо жались к Светилу, боясь от него отойти хоть на шаг. Но детское любопытство вскоре явно пересилило страх, и, выглядывая из-за широкой спины своего защитника, они удивлённо рассматривали нашу необычную тройку... Что же касалось нас, то мы, забыв даже поздороваться, вероятно, с ещё большим любопытством уставились на малышей, пытаясь сообразить, откуда они могли взяться в «нижнем астрале», и что же всё-таки такое здесь произошло...
– Здравствуйте, милые... Не надо вам было сюда приходить. Что-то нехорошее здесь происходит... – ласково поздоровался Светило.
– Ну, хорошего здесь вряд ли можно было бы ожидать вообще... – грустно усмехнувшись, прокомментировала Стелла. – А как же получилось, что ты ушёл?!... Ведь сюда любой «плохой» мог за это время явиться, и занять всё это...
– Что ж, тогда ты бы обратно всё «свернула»... – просто ответил Светило.
Тут уж мы обе на него удивлённо уставились – это было самое подходящее слово, которое можно было употребить, называя данный процесс. Но откуда его мог знать Светило?!. Он ведь ничего в этом не понимал!.. Или понимал, но ничего об этом не говорил?...
– За это время много воды утекло, милые... – как бы отвечая на наши мысли, спокойно произнёс он. – Я пытаюсь здесь выжить, и с вашей помощью начинаю кое-что понимать. А что привожу кого, так не могу я один такой красотой наслаждаться, когда всего лишь за стеной такие малые в жутком ужасе трясутся... Не для меня всё это, если я не могу помочь...
Я взглянула на Стеллу – она выглядела очень гордой, и, конечно же, была права. Не напрасно она создавала для него этот чудесный мир – Светило по-настоящему его стоил. Но он сам, как большое дитя, этого совершенно не понимал. Просто его сердце было слишком большим и добрым, и не желало принимать помощь, если не могло делиться ею с кем-то другим...
– А как они здесь оказались? – показывая на испуганных малышей, спросила Стелла.
– О, это длинная история. Я время от времени их навещал, они к отцу с матерью с верхнего «этажа» приходили... Иногда к себе забирал, чтобы от беды уберечь. Они же малые, не понимали, насколько это опасно. Мама с папой были здесь, вот им и казалось, что всё хорошо... А я всё время боялся, что опасность поймут, когда уже поздно будет... Вот и случилось только что это же самое «поздно»...
– А что же такого их родители натворили, что попали сюда? И почему они все «ушли» одновременно? Они погибли что ли? – не могла остановиться, сердобольная Стелла.
– Чтобы спасти своих малышей, их родителям пришлось убить других людей... За это здесь и платили посмертно. Как и все мы... Но сейчас их уже и здесь больше нет... Их нигде нет более... – очень грустно прошептал Светило.
– Как – нет нигде? А что же случилось? Они что – и здесь сумели погибнуть?! Как же такое случилось?.. – удивилась Стелла.
Светило кивнул.
– Их убил человек, если «это» можно назвать человеком... Он чудовище... Я пытаюсь найти его... чтобы уничтожить.
Мы сразу же дружно уставились на Марию. Опять это был какой-то страшный человек, и опять он убивал... Видимо, это был тот же самый, кто убил её Дина.
– Вот эта девочка, её зовут Мария, потеряла свою единственную защиту, своего друга, которого тоже убил «человек». Я думаю, это тот же самый. Как же мы можем найти его? Ты знаешь?
– Он сам придёт... – тихо ответил Светило, и указал на жмущихся к нему малышей. – Он придёт за ними... Он их случайно отпустил, я ему помешал.
У нас со Стеллой поползли по спинам большие-пребольшие, шипастые мурашки...
Это звучало зловеще... А мы ещё не были достаточно взрослыми, чтобы кого-то так просто уничтожать, и даже не знали – сможем ли... Это в книгах всё очень просто – хорошие герои побеждают чудовищ... А вот в реальности всё гораздо сложнее. И даже если ты уверен, что это – зло, чтобы побеждать его, нужна очень большая смелость... Мы знали, как делать добро, что тоже не все умеют... А вот, как забирать чью-то жизнь, даже самую скверную, научиться ни Стелле, ни мне, пока ещё как-то не пришлось... И не попробовав такое, мы не могли быть совершенно уверены, что та же самая наша «смелость» в самый нужный момент нас не подведёт.
Я даже не заметила, что всё это время Светило очень серьёзно за нами наблюдает. И, конечно же, наши растерянные рожицы ему говорили обо всех «колебаниях» и «страхах» лучше, чем любая, даже самая длинная исповедь...
– Вы правы, милые – не боятся убить лишь глупцы... либо изверги... А нормальный человек к этому никогда не привыкнет... особенно, если даже ещё не пробовал никогда. Но вам не придётся пробовать. Я не допущу... Потому что, даже если вы, праведно кого-то защищая, мстить будете, оно сожжёт ваши души... И уже больше никогда прежними не будете... Вы уж поверьте мне.
Вдруг прямо за стеной послышался жуткий хохот, своей дикостью леденящий душу... Малыши взвизгнули, и все разом бухнулись на пол. Стелла лихорадочно пыталась закрыть пещеру своей защитой, но, видимо от сильного волнения, у неё ничего не получалось... Мария стояла не двигаясь, белая, как смерть, и было видно, что к ней возвращалось состояние недавно испытанного шока.
– Это он... – в ужасе прошептала девчушка. – Это он убил Дина... И он убьёт всех нас...
– Ну это мы ещё посмотрим. – нарочито, очень уверенно произнёс Светило. – Не таких видели! Держись, девочка Мария.
Хохот продолжался. И я вдруг очень чётко поняла, что так не мог смеяться человек! Даже самый «нижнеастральный»... Что-то в этом всём было неправильно, что-то не сходилось... Это было больше похоже на фарс. На какой-то фальшивый спектакль, с очень страшным, смертельным концом... И тут наконец-то меня «озарило» – он не был тем человеком, которым выглядел!!! Это была всего лишь человеческая личина, а нутро было страшное, чужое... И, была не была, – я решила попробовать с ним бороться. Но, если бы знала исход – наверное, не пробовала бы никогда...
Малыши с Марией спрятались в глубокой нише, которую не доставал солнечный свет. Мы со Стеллой стояли внутри, пытаясь как-то удержать, почему-то всё время рвущуюся, защиту. А Светило, стараясь сохранить железное спокойствие, встречал это незнакомое чудище у входа в пещеру, и как я поняла, не собирался его туда пропускать. Вдруг у меня сильно заныло сердце, будто в предчувствии какой-то большой беды....
Полыхнуло яркое синее пламя – все мы дружно ахнули... То, что минуту назад было Светилом, за одно лишь коротенькое мгновение превратилось в «ничто», даже не начав сопротивляться... Вспыхнув прозрачным голубым дымком, он ушёл в далёкую вечность, не оставив в этом мире даже следа...
Мы не успели испугаться, как сразу же за происшедшим, в проходе появился жуткий человек. Он был очень высоким и на удивление... красивым. Но всю его красоту портило мерзкое выражение жестокости и смерти на его утончённом лице, и ещё было в нём какое-то ужасающее «вырождение», если можно как-то такое определить... И тут, я вдруг вспомнила слова Марии про её «ужастика» Дина. Она была абсолютно права – красота может быть на удивление страшной... а вот доброе «страшное» можно глубоко и сильно полюбить...
Жуткий человек опять дико захохотал...
Его хохот болезненным эхом повторялся в моём мозгу, впиваясь в него тысячами тончайших игл, а моё немеющее тело слабело, постепенно становясь почти что «деревянным», как под сильнейшим чужеродным воздействием... Звук сумасшедшего хохота фейерверком рассыпался на миллионы незнакомых оттенков, тут же острыми осколками возвращаясь обратно в мозг. И тут я наконец-то поняла – это и правда было нечто наподобие мощнейшего «гипноза», что своим необычным звучанием постоянно наращивало страх, заставляя нас панически бояться этого человека.
– Ну и что – долго вы собираетесь хохотать?! Или говорить боитесь? А то нам надоело вас слушать, глупости всё это! – неожиданно для самой себя, грубо закричала я.
Я понятия не имела, что на меня нашло, и откуда у меня вдруг взялось столько смелости?! Потому, что от страха уже кружилась голова, а ноги подкашивались, как будто я собиралась сомлеть прямо сейчас, на полу этой же самой пещеры... Но недаром ведь говорят, что иногда от страха люди способны совершать подвиги... Вот и я, наверное, уже до того «запредельно» боялась, что каким-то образом сумела забыть про тот же самый страх... К счастью, страшный человек ничего не заметил – видимо его вышиб тот факт, что я посмела вдруг с ним так нагло заговорить. А я продолжала, чувствуя, что надо во что бы то ни стало быстрее разорвать этот «заговор»...
– Ну, как, чуточку побеседуем, или вы и можете всего только хохотать? Говорить-то вас научили?..
Я, как могла, умышленно его злила, пытаясь выбить из колеи, но в то же время дико боялась, что он нам таки покажет, что умеет не только говорить... Быстро глянув на Стеллу, я попыталась передать ей картинку, всегда спасавшего нас, зелёного луча (этот «зелёный луч» означал просто очень плотный, сконцентрированный энергетический поток, исходящий от зелёного кристалла, который когда-то подарили мне мои далёкие «звёздные друзья», и энергия коего видимо сильно отличалась качеством от «земной», поэтому срабатывало оно почти всегда безотказно). Подружка кивнула, и пока страшный человек не успел опомниться, мы дружно ударили его прямо в сердце... если оно, конечно, там вообще находилось... Существо взвыло (я уже поняла, что это не человек), и начало корчиться, как бы «срывая» с себя, так мешавшее ему, чужое «земное» тело... Мы ударили ещё. И тут вдруг увидели уже две разные сущности, которые плотно сцепившись, вспыхивая голубыми молниями, катались на полу, как бы пытаясь друг друга испепелить... Одна из них была той же красивой человеческой, а вторая... такого ужаса невозможно было нормальным мозгом ни представить, ни вообразить... По полу, яро сцепившись с человеком, каталось что-то невероятно страшное и злое, похожее на двухголовое чудище, истекающее зелёной слюной и «улыбающееся» оскаленными ножеобразными клыками... Зелёное, чешуйчато-змеевидное тело ужасающего существа поражало гибкостью и было ясно, что человек долго не выдержит, и что, если ему не помочь, то жить осталось этому бедняге всего ничего, даже и в этом ужасном мире...
Я видела, что Стелла изо всех сил пытается ударить, но боится повредить человека, которому сильно хотела помочь. И тут вдруг из своего укрытия выскочила Мария, и... каким-то образом схватив за шею жуткое существо, на секунду вспыхнула ярким факелом и... навсегда перестала жить... Мы не успели даже вскрикнуть, и уж, тем более, что-то понять, а хрупкая, отважная девчушка без колебаний пожертвовала собой, чтобы какой-то другой хороший человек мог победить, оставаясь жить вместо неё... У меня от боли буквально остановилось сердце. Стелла зарыдала... А на полу пещеры лежал необыкновенно красивый и мощный по своему сложению человек. Только вот сильным на данный момент он никак не выглядел, скорее наоборот – казался умирающим и очень уязвимым... Чудовище исчезло. И, к нашему удивлению, сразу же снялось давление, которое всего лишь минуту назад грозилось полностью размозжить наши мозги.
Стелла подошла к незнакомцу поближе и робко тронула ладошкой его высокий лоб – человек не подавал никаких признаков жизни. И только по всё ещё чуть вздрагивавшим векам было видно, что он пока ещё здесь, с нами, и не умер уже окончательно, чтобы, как Светило с Марией, уже никогда и нигде больше не жить...
– Но как же Мария... Как же она могла?!.. Ведь она маленькая совсем... – глотая слёзы, горько шептала Стелла... блестящие крупные горошины ручьём текли по её бледным щекам и, сливаясь в мокрые дорожки, капали на грудь. – И Светило... Ну, как же так?... Ну, скажи?! Как же так!!! Это ведь не победа совсем, это хуже чем поражение!.. Нельзя побеждать такой ценой!..
Что я могла ей ответить?! Мне, так же, как и ей, было очень грустно и больно... Потеря жгла душу, оставляя глубокую горечь в такой ещё свежей памяти и, казалось, впечатывала этот страшный момент туда навсегда... Но надо было как-то собраться, так как рядом, пугливо прижавшись друг к другу, стояли совсем маленькие, насмерть напуганные детишки, которым было в тот момент очень страшно и которых некому было ни успокоить, ни приласкать. Поэтому, насильно загнав свою боль как можно глубже и тепло улыбнувшись малышам, я спросила, как их зовут. Детишки не отвечали, а лишь ещё крепче жались друг к дружке, совершенно не понимая происходящего, ни также и того, куда же так быстро подевался их новый, только что обретённый друг, с очень добрым и тёплым именем – Светило....
Стелла, съёжившись, сидела на камушке и, тихо всхлипывая, вытирала кулачком, всё ещё льющиеся, горючие слёзы... Вся её хрупкая, скукоженная фигурка выражала глубочайшую печаль... И вот, глядя на неё, такую скорбящую, и такую не похожую на мою обычную «светлую Стеллу», мне вдруг стало до ужаса холодно и страшно, как будто, в одно коротенькое мгновение, весь яркий и солнечный Стеллин мир полностью погас, а вместо него нас теперь окружала только тёмная, скребущая душу, пустота...
Обычное скоростное Стеллино «самоочухивание» на этот раз почему-то никак не срабатывало... Видимо, было слишком больно терять дорогих её сердцу друзей, особенно, зная, что, как бы она по ним позже не скучала, уже не увидит их более нигде и никогда... Это была не обычная телесная смерть, когда мы все получаем великий шанс – воплощаться снова. Это умерла их душа... И Стелла знала, что ни отважная девочка Мария, ни «вечный воин» Светило, ни даже страшненький, добрый Дин, не воплотятся уже никогда, пожертвовав своей вечной жизнью для других, возможно и очень хороших, но совершенно им незнакомых людей...
У меня так же, как и у Стеллы, очень болела душа, ибо это был первый раз, когда я наяву увидала, как по собственному желанию в вечность ушли смелые и очень добрые люди... мои друзья. И, казалось, в моём раненом детском сердце навсегда поселилась печаль... Но я также уже понимала, что, как бы я ни страдала, и как бы я этого ни желала, ничто не вернёт их обратно... Стелла была права – нельзя было побеждать такой ценой... Но это был их собственный выбор, и отказать им в этом мы не имели никакого права. А попробовать переубедить – у нас просто не хватило на это времени... Но живым приходилось жить, иначе вся эта невосполнимая жертва оказалась бы напрасной. А вот именно этого-то допускать было никак нельзя.
– Что будем с делать с ними? – судорожно вздохнув, показала на сбившихся в кучку малышей, Стелла. – Оставлять здесь никак нельзя.
Я не успела ответить, как прозвучал спокойный и очень грустный голос:
– Я с ними останусь, если вы, конечно, мне позволите.
Мы дружно подскочили и обернулись – это говорил спасённый Марией человек... А мы как-то о нём совершенно забыли.
– Как вы себя чувствуете? – как можно приветливее спросила я.
Я честно не желала зла этому несчастному, спасённому такой дорогой ценой незнакомцу. Это была не его вина, и мы со Стеллой прекрасно это понимали. Но страшная горечь потери пока ещё застилала мне гневом глаза, и, хотя я знала, что по отношению к нему это очень и очень несправедливо, я никак не могла собраться и вытолкнуть из себя эту жуткую боль, оставляя её «на потом», когда буду совсем одна, и, закрывшись «в своём углу», смогу дать волю горьким и очень тяжёлым слезам... А ещё я очень боялась, что незнакомец как-то почувствует моё «неприятие», и таким образом его освобождение потеряет ту важность и красоту победы над злом, во имя которой погибли мои друзья... Поэтому я постаралась из последних сил собраться и, как можно искреннее улыбаясь, ждала ответ на свой вопрос.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга. Б 1934-1936 п. - заместитель начальника секретно-политического отдела НКВД СССР. В период с 2 по 30 декабря находился в Ленинграде, где, по поручению Сталина, непосредственно участвовал в расследовании обстоятельств убийства С.М. Кирова. В 1937 - начале 1938 г. Люшков, в то время начальник Дальневосточного управления НКВД, по сталинскому заданию руководил арестами, расстрелами в крае (за один год было репрессировано 250 тысяч человек, из них 7 тысяч расстреляно), депортацией в Среднюю Азию около 200 тысяч корейцев. Как «самый лучший и достойный», он представлял Колыму в Верховном Совете СССР. Но не долго. В середине 1938 г. «два бандита высокого ранга» - Лев Мехлис и Михаил Фринов-ский - приехали «наводить порядок» среди местных чекистов. Люш-кову было предложено выехать в Москву. Политбюро якобы решило направить его на работу в центральный аппарат НКВД. Но опытный чекист понял, что означает это «повышение». В ночь с 12 на 13 июня, прихватив ценные документы, под видом инспекционной поездки (по должности он командовал и местными пограничными войсками) Люшков перешел границу с Маньчжоу-Го (Маньчжурии). В дальнейшем Люшков сотрудничал с японской разведкой, выдал им много секретной информации. Он был интернирован и посажен в харбинскую тюрьму. В августе 1945 г. отступавшие японцы расстреляли много знавшего перебежчика (Книжное обозрение. 1990. 26 окт. С. 6).

3 июля 1938 г. в интервью японской газете «Иомиури» Люшков заявил: «Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как я активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма. Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину... Таковы непосредственные причины моего побега из СССР, но этим дело не исчерпывается. Имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили меня так действовать.

1. Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1935 г.

2. Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 г.

3. Дело так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 г.

Николаев (убийца Кирова. - Сост.) безусловно не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы войти в историю героем. Ото явствует из его дневника.

Лучшие дня

На процессе, проходившем в августе 1936 г., обвинения в том, что троцкисты через Ольберга были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что Зиновьев и Каменев были связаны с так называемым „правым центром" через Томского, Рыкова и Бухарина, - полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике.

Так Сталин избавлялся всеми мерами от политических противников и от тех, кто может стать ими в будущем. Дьвольские методы Сталина приводили к падению даже весьма искушенных и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий. Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твердой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами Сталина и могут представить собой политическую опасность в будущем...» (Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. М., 1991. С. 183).