Мордовская богиня. Мордовская мифология

МБОУ «Средняя общеобразовательная школа № 17»

Рузаевского муниципального района

Республики Мордовия

Мордовская мифология

Габдуллина Н.Г.

Рузаевка

Введение с. 3-4

I. Древнемордовская мифология с. 5-8

II. О мордовском народе с. 9-13

III. Мировоззрение мордовского народа с. 14-21

IV. Современное состояние мифологии мордовского народа с. 22-25

Заключение с. 26

Литература с. 27

Аннотация

к работе «Мордовская мифология как система»

Тема научно-исследовательской работы Габдуллиной Натальи Германовны - «Мордовская мифология как система».

Мифология мордвы в настоящее время стала достаточно обширной и содержательной. Под ней понимают произведения народной фантазии, содержащие в себе объясняющие факты реального мира.

В I главе «Древнемордовская мифология» рассказывается о том, как древняя мордва представляла себе формирование мира.

Глава II «О мордовском народе» повествует об исторических корнях мордовского народа.

В IV главе «Современное состояние мифологии мордовского народа» говорится об источниковой базе, то есть материале, который охватывает по существу все аспекты жизнедеятельности мордовского народа.

Данная работа должна быть особенно интересна тому, кто интересуется мифологией и религией мордвы.

Введение

Изучая предков, узнаем самих себя, без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем пр и шли в мир, как и для чего живем, как и к чему мы должны стремиться.

В.О. Ключевский

Много различных тайн давно минувших веков хранит мордовская земля. О том, что чувствовали люди из далекого прошлого, о чем думали и мечтали, как воспринимали мир, дают представления мифы, легенды, предания.

Что заставляет оживать семя, погруженное в землю? Кто вселяет любовь в людей и животных? Почему распускаются цветы и наливаются плоды? Это все Мать–земля, душа природы, супруга «Хозяина неба», в которую верили древние люди. Ее радость - это радость всего живущего; ее глаза смотрят на нас с небесной лазури, ее рука нежно ласкает листву, она проносится над миром в дуновении весеннего ветра. Русский философ, поэт и публицист Владимир Соловьев писал о природе:

Земля-Владычица! К тебе чело склонил я,

И сквозь покров благоуханный твой

Родного сердца пламень ощутил я,

Услышал трепет жизни мировой!

Мать-Природа!.. Как чутко всматривался, вслушивался в тебя человек каменного века, стремясь разгадать твои тайны. Ведь от суровой и могучей природы зависела жизнь каждого отдельного человека и целого рода.

Древние стремились понять и землю, и небо. Это они разделили небо на созвездия, населив его рыбами, птицами и людьми. Складывалось образное восприятие мира, поэтически отраженное в мифах. Миф - первоначальная форма духовной культуры человечества. Из мифа родились религия, философия, разные формы искусства.

В мифах у разных народов из поколения в поколение передавался накопленный практический опыт. В нем отражалась мудрость предков. Мудрость, которой верили и следовали потомки. Так рождалась вера.

Человек искал средства воздействия на природные силы, на ход событий в желаемом направлении, создавая обряды, ритуалы, заговоры, обереги, обожествлял землю, солнце, водные источники и леса, обращался к многочисленным силам природы, животным и растениям. Так появилась форма религии - язычество, вера в сверхъестественные силы - в богов и духов.

Древнемордовская мифология

По представлениям древней мордвы, мир формировался в яростном борении природных стихий и сил. Первоначально безграничный космос был весь пустым и безжизненным. Его заполняли только мгла и тьма, в которой сталкивались необузданные и ужасные стихии. В космосе отсутствовал устойчивый порядок, все было смешано со всем.

Древняя мордва считала, что со временем могучая, благодетельная сила внесла порядок в хаос. В качестве этой силы выступила Великая Птица (Ине нармунь, Покш нармунь):

Красивы ее ноги, светится оперенье,

Белая пороша - грудка,

Денежные знаки - спинка,

Медная труба - шейка,

Острое золотое шило - клювик,

Ножницы - хвост.

В качестве Великой Птицы выступал чаще всего чирок, что глубоко символично. Он воплощал как бы единство трех начал - земли (ибо может ходить), воды (ибо может плавать), неба (ибо может лежать).

Со временем взгляды изменились. Творцом стали представлять владыку вселенной - могучего Чампаза. Именно он сотворил Великую Птицу и повелел ей нырнуть на дно мирового океана, достать кусочек ила. И исполнила Птица волю Чампаза, и сотворил Чампаз из кусочка ила землю. Тонкая-тонкая она получилась, идешь, и качается. Второй раз нырнула Птица на дно, еще раз достала кусочек ила. Сделал из него Чампаз высокие горы. Укрепил землю на спинах трех рыб. Первой рыбе имя - севрюга, а второй имя - белуга, имя третьей рыбы - осетр. Сотворил Чампаз и небо, а звезды, как камни, были внизу. Чампаз собрал их, рассеял по небу, получился Млечный Путь.

Древняя мордва делила мир на три основные зоны: верхнюю - небо с Полярной звездой в центре, среднюю - земля, окруженная водами, нижнюю - загробный мир холода и мрака. Мировой осью, звеном, соединяющим разные зоны мира, считалось Великое Дерево - Могучий дуб (Эчке тумо):

Во всю ширь земли толщина его,

До небес вырос,

Небо верхушкой достал.

Солнце, луну заслоняет ветвями…

Кроме соединения мира в единое целое важнейшей функцией Великого мирового Дерева, по представлениям древней мордвы, было его покровительство плодородию.

Когда в мире установился определенный порядок, как считала древняя мордва, Чампаз породил двух богов. Первоначально своего антипода - Идемевсь. И вобрал тот в себя зло мировое, воплотил силы темные. Проклял его Чампаз и изгнал в мир тьмы и мрака, в преисподнюю, чтобы палил его огонь на веки веков. Породил Чампаз и мать - богиню - Ангепатяй. Вобрала она в себя добро мира, его светлую сторону.

Характерной чертой древнемордовской мифологии является представление о хозяйках - «матерях» (ава) явлений природы, растительности и т.п.: Вирява - мать леса, Ведява - мать воды, Вармава - мать ветра, Толава - мать огня, Норовава - мать полей, Юртава - мать дома и т.д. Их происхождение трактовалось по-разному. По одной версии, они являются детьми Ангепатяй. Более древняя традиция связывает их с Великой Птицей.

Хозяйки явлений природы и окружающего мира, по представлениям древней мордвы, играли большую роль в жизни людей. Им поклонялись, к ним обращались с мольбой. Вот, к примеру, обращение к Виряве:

Покровительница леса, Вирява,

По лесу, по чащам ходящая!

Лес ты знаешь до последнего дерева,

В темном лесу твой дом,

В том месте твое житье-бытье.

Когда по лесу ты ходишь,

Ростом с лес делаешься.

Когда из леса ты выходишь,

С травой ты сравниваешься.

Когда по большому лесу ходишь,

С деревьями ты одинакова.

Когда по широкому полю ходишь,

С травой ты одинакова.

Когда в лесу ты крикнешь,

По всему лесу тебя слышно.

Когда в широком поле крикнешь,

По всему полю тебя слышно.

Народ боится твоего шума.

Земля после творения представлялась древней мордве обильной. Ее покрывали густые леса, полные дичи, пересекали полноводные реки, изобильные рыбой. Покровительствовала всему живому Ангепатяй. Вначале она повелела, чтобы рождались детеныши ежедневно. Но вскоре земля переполнилась живыми существами, и взмолились они, жалуясь на тесноту. Послушала их мать-богиня, и с тех пор растения, птицы и звери, рыбы только раз в год дают потомство.

Древняя мордва - народ земледельческий. Поэтому большую роль в ее религии играл аграрный культ. Наиболее древними элементами аграрного культа являлись поклонение коню и ужу.

Конь был почитаемым у мордвы животным, животным, угодным богам. Поэтому столь часты ритуальные приношения коня. Уже в Андреевском кургане в погребении вождя обнаружены череп и остатки ног коня, а в Абрамовском могильнике найдено специальное погребение лошади - жертвоприношение всем умершим родственникам.

О поклонении ужу свидетельствуют многочисленные находки браслетов-оберегов в виде ужа. Уж, живущий у воды и выползающий во время дождя, в сознании древнего земледельца связывался с влагой. Он представлялся посредником между землей, по которой ползал и в толще которой жил, и небом.

Более поздними и более развитыми элементами аграрного культа являлись поклонения Мастораве - богине земли, Паксяве - богине поля, Нороваве - богине плодородия.

Проявлением аграрного культа явились обряды, связанные с сельскохозяйственными работами. Земледельческие праздники у мордвы делились на весенние и летне-осенние. Первые были связаны с подготовкой к посеву и посевом хлебов, вторые - с ожиданием и сбором урожая, с жертвоприношениями богам, с благодарностью за урожай.

Поклонение богам у древней мордвы было связано с выполнением определенных обрядовых молений - озксов. Их целью являлось получение расположения богов - покровителей. Люди просили помощи в своих начинаниях, обращались за содействием. При этом совершались магические действия: зажигалась родовая свеча - штатол, проводилась ритуальная трапеза, пелись молитвенные песни - пазморот, приносились жертвы богам.

Подготовка к молению - озксу - осуществлялась заранее. При этом избирался почетный человек на роль жреца - затя. Он отвечал за проведение моления.

Моление проходило либо в керемети - священном месте в лесу, либо в доме прявта - старосты.

Однако по мере изменений в жизни мордовских племен все большее место среди богов стал занимать Пургинепаз - бог грома, олицетворение силы и мощи, покровитель воинов.

О мордовском народе

В последнее время наблюдается значительный рост интереса народов России, в том числе мордвы, к своим историческим корням, этногенезу и этнической истории, родному языку и культуре, к познанию традиционных верований и самобытной мифологии, словом, ко всему тому, что составляло традиционный образ их жизнедеятельности.

Мордва была первым крупным евразийски известным народом, вошедшим в состав Русского государства и тем самым положившим начало процессу его трансформации из моноэтнического в полиэтническое. Вслед за мордвой к России присоединились народы Поволжья, Сибири, Кавказа, ряда других регионов, что было для этих народов, как и самого русского народа, процессом прогрессивным.

Мордовский народ - один из архогенетических народов Восточной Европы, история которого насчитывает около двух тысячелетий. Отсчет ее археологи обычно начинают со времени появления у мордвы грунтовых захоронений, но это не совсем правильно, ибо бытие мордовских племен простирается и в более ранней период, для которого были характерны наземные погребения, отголоски о них довольно ярко отразились в традиционной мордовской мифологии.

Мордва - народ, искони ведущий оседлый образ жизни, создатель земледельческой культуры, формировавшийся на базе древнемордовской семьи племен, локализуемых в Волго-Окском междуречье. Именно в этом регионе представлена мордовская топонимическая система, свидетельствующая о разнообразии связей мордвы с ее этнической территорией - той экологической нишей, в которой разворачивалась ее жизнедеятельность. Не все из этих топонимов дошли до нашего времени, но часть из них сохранилась и служит важным источником не только для установления былого расселения мордвы, ее этнических границ, но и выяснения ее энотерриториальных, этнохозяйственных и этнокультурных связей.

Как при формировании, так и в процессе дальнейшего своего развития мордовский народ постоянно находился в тесных эногенетических и этнокультурных связях с другими народами, не только ближними, но и более отдаленными, и его самобытная культура обогащалась компонентами многих культур, творчески перерабатывая их.

В ряду этих этнотопонимов наибольший интерес представляет этнотопоним Mordia (Мордия), как название страны мордвы, которая, по свидетельству императора Византии Константина Порфирогенета (Багрянородного) отстояла от Печенеги на «десять дней пути». В своем сочинении «Об управлении государством» Константин писал: «Печенегия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании на шесть дней, от Мордии на десять дней пути, от Руси на один день, от Турки на четыре дня и от Булгарии на полдня пути».

«Земля Мордовская» в качестве особой страны неоднократно фигурирует и в древнерусских летописях. Так, описывая вторжение на нее в 1239 году «Батыевых татар», летописец сообщал: «На ту же зиму взяша Батыеве татарове Мордовскую землю, и Муром пожгоша, и идоша во станы своя».

Венгерский монах - доминиканец Юлиан, посетивший дважды (в 1235 и в 1238 гг.) восточные страны в поисках прародины венгров и проповеди христианства своим сородичам - язычникам, свидетельствовал, что, «возвращаясь из упомянутой Венгрии (некоторые исследователи полагают, что он был в Волжской Булгарии), проехал по реке в пятнадцать дней царство мордвинов - (в оригинале «regnum Morduanorum»).

В 1242 году во время нахождения Батыя в Западной Европе, ему сообщили о большом восстании, поднятом народами Поволжья в тылу его войск. Об этом повествует Плано Карпини - итальянский монах - францисканец, совершивший в 1245-1247 гг. по поручению папы Иннокентия IV путешествие в Монголию с посольством из трех человек. В своем труде «История монгалов» он писал: «Возвращаясь оттуда (т.е. из Западной Европы), они (монгольские войска) пришли в землю Мордванов, которые суть язычники и победили их войною. Подвинувшись отсюда против Билеров, т.е. Великой Булгарии, они ее совершенно разорили».

Со второй половины XVII века дошел до нас уникальный чертеж Сибири («Корнильевский чертеж»), составленный в 1673 году, автором которого многие исследователи считают Семена Ремезова. Этот чертеж является пока самым ранним из сохранившихся до настоящего времени русских специальных этнографических чертежей - карт. На нем указаны не только территории народов Сибири, но и многих народов Поволжья и Приуралья, в том числе и Земля Мордовская («З. Мордовска»). Чертеж не имел градусной сетки, и масштаб его был весьма приблизительный. Но его составитель знал расположение мордовской земли относительно земель соседних с ней народов. «З. Мордовска» на чертеже была помещена между «Землей Великой Московии» с одной стороны, а с других сторон она граничила с «З. Черемисска», «З. Чувашска», «З. Вотяцка». Неточность допущена лишь в отношении соседства «З. Мордовска» с «З. Вотяцка», т.е. с землей удмуртов, с которыми мордва не граничила (Атлас географических открытий XVII-XVIII веков).

Что касается западноевропейских карт, то в них мордовский народ и его этническая территория стали фиксироваться гораздо раньше, а именно с XV века. Наиболее ранней из них и наименее точной относительно локализации мордвы являлась «Карта мира», опубликованная в 1459 году итальянским монахом Фра-Могуро. Она еще не имела градусной сети и масштаба. На ней, как и на более поздней карте голландца Н. Витсена (1691 г.), «Народ Мордва» («p. Mordua»), у Витсена («Mordwinen»), локализован в пограничье с Пермией («Permia»). На картах А. Хиршфогеля (1546), С. Герберштейна (1549, 1556, 1557), Д. Гастальдо (1550), А. Дженкинсона (1562), К. Вопелиуса (1566), Г. Меркатора (1594), И. Магина (1596) и других, уже обладавших градусной сеткой и масштабом, мордва гораздо более точно размещалась в Волго-Окском междуречье надписями «Mordwa populi», «Mordua populi», «Mordua pop.», «Mordva Peoples», «Mordua», «Мordwa».

В период раннего феодализма (до XIII в.) западная граница этнической территории мордвы шла по Оке, северная - Оке и Волге, восточная по Суре, южная - по естественному рубежу леса и степи. Мордва селилась вплоть до Нижнего Новгорода на севере и Воронежа - на юге. Как свидетельствует Киевская начальная летопись (XII век), «а по Оце реце, где потече в Волгу же, Мурома язык свой, и Черемиси свой язык, Моръдва свой язык».

Этноним «мордва» появляется в довольно ранних письменных источниках. Прежде всего следует упомянуть книгу Иордана (VIв.) «О происхождении и деяниях гетов», в которой он, говоря о народах Восточной Европы, упоминает и народ Морденс (Mordens), т.е. мордву.

В древнерусских летописях этноним «мордва» встречается с XI-XIII веков. В «Повести временных лет» он упоминается трижды. Наряду с этнонимом «мордва» в летописях фигурирует и этноним «мордвичи», образованный с помощью суффикса - ичи, характерно для Древней Руси при наименовании народов (например, вогуличи, вятичи, дреговичи, кривичи, русичи и др.) Этноним «мордва» восходит к ирано-скифским языкам (сравните: иран. мард - мужчина). В мордовских языках (мокшанском и эрзянском) сходный термин сохранился для обозначения супруга (мирде). В русскоязычном термине «мордва» частица ва носит оттенок собирательности (сравните: литва, татарва). Будучи названием со стороны, как и этнонимы многих других народов, этноним «мордва» постепенно адаптируется в мордовской среде в качестве общего самоназвания, особенно при контактах мордвы с иными народами. В мордовской литературе, в средствах массовой информации для номинации всей мордвы все чаще стал употребляться этноним «мокшэрзят» (во множественном чмсле), «мокшэрзя» (в единственном числе), а для обозначения Мордовской земли (Мордовии) - «Мокшэрзянь мастор».

Как установлено лингвистами, мордва относится к финно-угорской языковой группе уральской языковой семьи. Предполагается, что все языки этой группы возникли в результате дифференциации некогда существовавшего языка - основы, условно именуемой уральской. С постепенным дроблением этой общности возникали более мелкие ее подразделения. Судя по новейшим лингвистическим исследованиям эрзянский и мокшанский языки представляют собой идиомы мордовского генса волжской фратрии финно-угорской трибы уральской языковой семьи. Вместе с тем следует заметить, что мордовские диалекты, несмотря на большое разнообразие, дифференцированы нечетко. В пределах каждого из них наличествуют говоры, относящиеся по своим признакам к другим диалектам, а также многочисленные переходные говоры, свидетельствующие о сложных и противоречивых процессах этнической микро- и макроконсолидации мордвы.

В XVIII-XIX вв. в России составлялись мокшанские и эрзянские словари, осуществлялись переводы библейских текстов, записывались и издавались произведения мордовского фольклора, печаталась литература для учебных целей. В общей сложности к 1917 году на мокшанском и эрзянском наречиях мордовского языка было издано не менее полусотни книг. Кроме того, мордовские тексты печатались также в десятках книг, изданных на русском и западноевропейских языках. На протяжении XVIII-XIX столетий накопился большой рукописный фонд на мокша-и эрзя-мордовских языках, письменность на которых с самого начала развивалась на основе русского алфавита, хорошо подходящего для выражения фонетики этих языков без каких-либо дополнительных знаков. Орфографические принципы в мордовском письме также вырабатывались с учетом русских норм.

И хотя такое направление развития этноязыковых процессов не стимулировало этническую консолидацию мордвы, которую и поныне нельзя считать завершенной, мордовский народ не распался, процесс его консолидации продолжался, чему способствовал ряд факторов, среди которых одним из важнейших следует считать формирование современной его государственности.

III . М ировоззрение мордовского народа

Мордва - один из народов уральской языковой семьи. Она пережила длительную и сложную историю, отчасти доныне сохранив самобытные религиозно-мифологические традиции. В них сочетаются отголоски древнейших форм верований и черты архаических религиозных систем (например, культа женских божеств - покровительниц, культа семейно-родовых предков), влияния других древних, ныне почти полностью исчезнувших традиций (например, славянского язычества) и мировых религий, особенно христианства. Массовое крещение мордвы завершилось в середине XVIII века, и с этого времени она стала считаться народом, исповедующим христианство в форме русского православия. Но фактически эта религия у мордвы представляла собой сравнительно поверхностное, в значительной мере формальное наслоение над глубоко укоренившимися древними самобытными верованиями и обрядами, которые в силу различных причин оказались очень живучими и сохранились до наших дней.

При изучении традиционных религиозно-мифологических воззрений мордвы прежде всего обращает на себя внимание большое количество женских божеств: леса (э., м. вирь) - Вирява (э., м. ава - женщина, мать), земли (э., м. мода) - Модава, воды (э., м. ведь) - Ведява, ветра (э., м. варма) - Вармава, огня (э., м. тол) - Толава и так далее. Наряду с божествами в образе женщин, встречаются божества и в образе мужчин, например Вирятя (э., м. атя - мужчина, старик), Модатя, Ведятя, Варматя, Толатя и другие, считавшиеся мужьями соответствующих женских божеств.

Наблюдается и другая особенность. Наши предки считали. что божества могут наделать много бед и неприятностей, если вовремя не задобрить их. С этой целью в честь божеств на предполагаемых местах их обитания, то есть в лесах, на полях, у рек, в жилищах, во дворах и на пасеках устраивались моляны (э., м. озкст), на которых совершались жертвоприношения (э., м. кажт), произносились молитвы. В качестве жертв, являвшихся непременной составной частью дохристианских религиозных верований и обрядов мордвы, выступали разные виды животных и птиц (лошади, быки, коровы, овцы, свиньи, козы, гуси, куры, утки), рыба. Жертвенной едой богов могли быть и пищевые продукты (хлеб, пшено, мясо, мед, масло, кровь, пироги, лепешки), алкогольные и безалкогольные напитки. В глубокой древности имели место и человеческие жертвоприношения. В качестве жертвенных даров могли использовать и деньги.

Первое письменное свидетельство о жертвоприношении у мордвы дошло до нас с XV века. Оно содержится в книге «Путешествие к Тану» итальянского купца И. Барбаро, прожившего много лет (с 1436 по 1452 года) в Тане - итальянской колонии при устье Дона и объездившего окрестные области Северного Причерноморья и Поволжья.

Жертвоприношения мордвы воздавала всем божествам своего пантеона. В таких случаях обычно приобретали корову или быка, которых по решению общинного схода покупались на общинные деньги, в складчину. Старались подобрать животное одной масти, выбор которого зависел от того, какому божеству предназначалась жертва. В течение нескольких дней животное откармливали, мыли, а накануне празднества его шею обвязывали полотенцем, к которому привязывали ленты. Приведя на место жертвоприношения, проверяли, угодно ли оно божеству. В этих целях на спину животного лили холодную родниковую воду. Если животное вздрагивало или начинало отряхиваться, то полагали, что оно угодно богу.

Кровь жертвенного животного спускалась в особую ямку, куда закапывали также кусочки жертвенной еды для божеств, а шкура отдавалась тем, кто забивал животное, или продавалась. Деньги за нее шли в общинную казну.

Мордве был присущ также обычай вешать на дерево жертвенные дары божествам, помещая их в корзине или коробе (лукошке) из бересты. Туда насыпали зерно, клали кусочки еды, сосуды с квасом, вином или медовухой. Корзина эта или лукошко вешались на самое высокое дерево на том месте, где проводилось моление. Все присутствующие в это время вставали на колени и молились.

Жертвенные дары опускались и в реку. Рыбаки обычно сбрасывали в реку Ведяве весь первый улов, чтобы последующие были удачными. В воду в качестве подарка Ведяве опускались просо, хмель, яйца, лепешки, кольца, деньги, брага, вино. Указанные воздаяния выступали или в виде благодарственной жертвы за помощь со стороны божества в свершившихся делах или в качестве аванса за успешное завершение предстоящих дел.

В мордовском фольклоре до нас дошли свидетельства о человеческих жертвах, приносившихся по решению общественного схода, при возведении крупных сооружений, например, водяных мельниц или строительстве городищ.

В мордовской мифологии герои часто предстают в образах, регулирующих жизнь своих родовых коллективов, вещающих о будущем. Персонажи мордовских мифов как бы обретают свое прошлое, становясь деревом, травой, волком, медведем, уткой, переходя таким образом в разряд необыкновенных людей, имеющих несколько ипостасей, то есть превращающихся по желанию в растение, зверя, птицу. Так, одним из широко распространенных мордовских мифологических образов является дева - лебедь. Мифическая героиня Литова, прежде чем опуститься на землю, одевает оперение лебедя. Лебедь - любимая птица верховного бога Нишке (Шкая), посланница неба, регулирующая божественные и человеческие отношения. Герой народного эпоса Тюштя мог оборачиваться конем, пчелой, ласточкой, вороной, щукой, петухом. Верховный бог Нишке (Шкай) обретал облик голубя, лебедя, орла, ласточки, волка, быка, коня, зайца, медведя, свиньи.

Например, в песне - мифе «Позади гумен» вместо парня девушку преследует волк (медведь):

Позади гумен, вдоль речки,

Вдоль речки красивая девушка бежит.

Ой, бежит, бежит - назад оглядывается.

Она смотрит назад - седой волк бежит,

Смотрит вперед - грозный медведь приближается.

Ой, подкосились у девушки ноги,

Ой, замерло у девушки сердце.

Не страшись, девушка, не пугайся:

Я не волк, не медведь -

Я мирный твой друг,

Я нежный твой собеседник.

Ты скажи мне сокровенные слова:

Выйдешь ли ты замуж за меня?

Пейзаж, образы родной природы в мордовских мифах служат не только иллюстративным фоном, на котором разворачивается событие, но и активным действующим лицом. Природа в мордовском фольклоре не абстрактная, а конкретная, окружающая то или иное село. Нередко даже называется место развертывания событий, описывается подробно тот или иной объект природы: гора, река, лес, дерево, поле, луг, озеро. Звери и птицы являются посредниками между различными мирами, царствами живых и мертвых, они знают тайное, помогают человеку, выступают в качестве мудрых советчиков в трудную минуту.

Мордва - народ древней земледельческой культуры. Поэтому не случайно в ее фольклоре зафиксирован большой цикл произведений, изображающих процесс утверждения земледелия, говорящих о превосходстве этого вида хозяйства над охотой и рыболовством, как малопродуктивными и рискованными для сельчанина занятиями. В этих произведениях воспевается природа, часть которой стала заповедной, порицается истребление фауны, особенно в периоды гнездования и кормления детенышей.

В мифах об охотнике и утке нельзя видеть лишь осуждение бездушного человека, не прислушивающегося к просьбам птицы не убивать ее. В них утка, в первую очередь, жизнедательница, а потом уже птица. В мордовском мифологическом образе сидящей на яйцах утки прослеживаются реликты древней уральской мифологии. Утка эта отличается необыкновенной красотой оперения, величественным видом, связью с человеческим родом (заколдованная женщина). В песне - мифе «Утка» она описывается следующим образом:

… Под кусточком - утиное гнездышко,

А в том гнездышке - яйца утиные,

Там сидит красивая утка,

У ней ноженьки позолочены,

Как монетки, узоры на крылышках,

Крыльев кончики в чистом золоте.

А головушка точно серебряная.

Утка в мордовской мифологии подчас выступает в качестве птицы верховного бога Нишкепаза (Шкая) или божества леса Вирявы. Животные и птицы в мордовском фольклоре рассматриваются в неразрывной связи с родом людей, безнаказанно убивать их было нельзя. И если это все-таки случалось, то охотник получал жестокое возмездие: умирали его отец и мать, жена и маленький сын.

В ряде мордовских мифов прослеживается противопоставление охоте и рыбной ловле земледельческого труда, что обычно сопровождается идеализацией коня, без которого не мыслилось хлебопашество. Конь в мордовском фольклоре - активный защитник земледелия, его символ. Он спорит с соколом, олицетворяющим охоту, и одерживает победу, становится кормильцем страны, народа. Предметом спора является пища. Конь гордится, что ест траву и пьет воду, а сокол хвастается, что есть конину и пьет конскую кровь. В других вариантах конь и сокол спорят о том, кому быть кормильцем страны (масторонь анды), людей. Во всех случаях правда и победа считается за тем, кто раньше достигает заветного столба, березы или яблони, стоящих посредине луга на краю земли. В мифах о состязании коня с соколом победу одерживает конь, бегущий безостановочно к установленному месту, тогда как сокол в пути вступает в бой со стаями встречных птиц и достигает цели позднее коня.

В некоторых мордовских мифах изображается столкновение охотника с змеей (э. инегуй от ине - великий, великая, гуй - змея). Сидя на горящем дереве или кочке (пне), окруженная водой или огнем, она просит у охотника помощи, обещая за это награду - превратиться в девушку и выйти за спасителя замуж. Однако спасенная змея вместо награды начинает душить спасителя, заставляя его вернуться домой, попросить у родителей прощения и приняться за обработку земли. Если охотник не послушается змеи, она его удушит.

Змея, следовательно, выступает здесь не в образе врага, а в образе наставника, мудреца, друга. Принуждение, жестокость, к которой прибегает она для доказательства своей правоты, оправдываются народным мнением.

Многие мифы, сказки изображают Андямо (молодого охотника) не только охотником, но и рыболовом. Девушки не хотят идти замуж за парня - рыбака. Так, в песне «Чернобровая хорошая девушка» парень - рыболов - обладатель амбаров, на втором этаже которых хранится соленая рыба, а на первом - свежая, на свое предложение выйти за него замуж получает от девушки - мордовки такой ответ:

Протухни возле своей рыбы!

Пропахни ты совсем возле свежей рыбы.

Не буду я твоей невестой,

Не буду я твоей супругой.

Таким образом, крестьянская девушка, осмеяв рыбака, его занятие, изъявляет желание стать женой пахаря, живущего всегда в достатке, имеющего в запасе (в сусеках амбара) зерно.

Хлеб является непременным элементом многих обрядов мордвы, что также свидетельствует о давнем его внедрении в быт этого народа. Хлеб здоровья неоднократно фигурирует на мордовской свадьбе. С хлебом-солью ходили сватать невесту. В случае удачных переговоров и рукобитья хлеб-соль меняли на такие же хлеб – соль их дома невесты, делили по кусочку между родственниками и съедали. После этого отступление с какой-либо стороны считалось недопустимым. Хлебом-солью родители благословляли сына - жениха и сопровождавших его перед отъездом за невестой; каравай хлеба первым из предметов клали в свадебный сундук невесты после того как его очищали от «нечистой силы», обводя внутри зажженной лучиной, потом иконой. При этом говорили: Шумбрачи паз максозо, шумбрасто, парсте паз мерезэ эрямо (Пусть даст бог здоровья, пусть бог велит жить в добром здоровье, хорошо). С хлебом-солью мордва традиционно встречает и сопровождает дорогих гостей, символизируя этим свое доброе к ним отношение и гостеприимство.

Словом, мифы об охотниках и рыболовах характеризуют не столько хозяйство, сколько отражают противоречия между различными жизненными укладами, традициями и новациями.

Серьезные изменения, происшедшие в жизни мордовских племен в связи с распадом первобытности, не могли не сказаться на религиозно-мифологических сторонах мировоззрения мордвы. Понятия о собственности и владычестве из мира людей были перенесены ими же в воображаемый мир богов. Именно к данному времени следует отнести возникновение представления о божествах не просто как держателях, покровителях, а как собственниках, хозяевах, владетелях. В это переломное время к названиям (теонимам) тех или иных мордовских божеств стал присоединяться термин азоро (э.), азор (м.) - хозяин, хозяйка, владетель, владетельница (Вирязорава, Ведязорава, Вармазорава, Модазорава, Кудазорава, Толазорава и т.д.). Соответственно их мужья также получили дополнение к своим теонимам в виде слова азоро (азор). Вирятя стал называться не иначе, как Вирязоратя, Варматя - Вармазоратя, Модатя - Модазоратя, Кудатя - Кудазоратя, Толатя - Толазоратя.

В этот период возникает социальное неравенство, во главе всех этих божеств (хозяев и хозяек) появляется самый могущественный хозяин - верховный бог Шкай (Нишке), подчинивший себе все другие божества, считавшиеся сначала покровителями, а затем и хозяевами тех или иных сфер природы и жизнедеятельности людей. Образ верховного бога Шкая (Нишке) был создан мордвой по типу инязора у эрзи, оцязора - у мокши. Этими социальными титулами мордвы называла до присоединения к России своих, мордовских правителей, а после присоединения к ней - русских царей.

Также сохранились традиционные воззрения мордвы на смерть и мертвых, несмотря на ее христианизацию. Немало мордвы и по нынешний день верит в существование души и потустороннего мира, соблюдают похоронные и поминальные обряды, проникнутые языческими представлениями, сопровождаемые магическими действаами. Многие, конечно, не понимают подлинного смысла тех или иных магических действий, связанных с погребением и поминовением, но исполняют их (ставят возле умершего стакан с водой якобы для омовения и очищения души, приносят деньги умершему и еду, делают на гробе углем или топором изображение окон, иногда двери, проявляют суеверную боязнь, наступив на щепу гроба, и если случайно наступают, то просят прощения у покойника, бросают деньги в могилу, чертят лопатою линию вокруг могильной насыпи, проявляют страх, когда поздно вечером, и особенно ночью, проходят вблизи кладбища). При поминках также соблюдается целый ряд обрядов, носящих религиозный характер: зазыв умерших на поминки (для этого порой ходят даже на кладбище), посещение кладбища с едой, брагой, вином, произнесение плачей - лайшемат (э.), явсемат (м.), адресованных умершему, в которых содержатся элементы дохристианских религиозных представлений и обрядов мордвы.

Религиозно-мифологическая картина мира мордвы составляет значительную часть всего ее миропонимания, духовной культуры в целом. Итак, будучи глубоко самобытной, культура мордвы на протяжении веков аккумулировала компоненты многих культур, созданных уральскими, алтайскими, индоевропейскими и другими народами, творчески перерабатывая их. Наиболее архаические элементы мордовской религиозно-мифологической системы, их истоки следует искать в общности, прежде всего, уральских народов, нашедших свое отражение, например, в культе материнско-родовых божеств - покровительниц, а отчасти и в культе предков.

IV . Современное состояние мифологии мордовского народа

Источниковая база мифологии мордвы к настоящему времени стала достаточно обширной и содержательной. На протяжении не только ряда десятилетий, но и веков (особенно в XVIII, XIX, XX вв.) шел процесс как изучения, так и параллельного собирания эмпирического материала, охватывающего по существу все аспекты жизнедеятельности мордовского народа.

История мордовского народа очень археологична и этнографична. Это обусловлено тем, что мордва долгое время не имела своей письменности, а значит и не имела возможности создания, запечатления своей истории на родном языке. По существу, все дошедшие до нас письменные источники по древней и средневековой истории мордвы написаны на языках других народов, как европейских, так и азиатских (латинском, греческом, русском, английском, итальянском, французском, немецком, голландском, шведском, арабском, персидском и др.).

Первое и довольно подробное описание мордовской мифологии содержат записки К. Мильковича - уездного землемера, представленные в 1783 году для составлявшегося в то время по заданию правительства России топографического описания Симбирского наместничества. Долгое время эти записки находились в рукописи. Они впервые увидели свет в 1905 году на страницах «Тамбовских епархиальных ведомостей». Первая часть этих записок не представляет научного интереса, потому что имеет этнографические сведения о мордве, заимствованные из трудов Лепехина, Палласа, Георги, Рычкова и некоторых других авторов.

Вторая часть рукописи представляет собой собственные наблюдения автора над дохристианскими религиозными верованиями и обрядами мордвы.

Милькович впервые обратил внимание на то, что при исполнении религиозных обрядов у мордвы не было специальных жрецов, а проводились они обычно старейшинами: «Жрецов у них настоящих нет, но места их занимают всякие добрые люди, кои называются Ате - Покштей» (от мордовского атя - старик, старейший, покш - большой).

Ценной стороной сочинения К. Мильковича следует считать подробную характеристику праздничных обрядов и жертвоприношений у мордвы, сравнение их с аналогичными обрядами чувашей в целях выяснения сходства и различий, описание мордовских обрядовых блюд.

Попытку создать общую картину мордовской мифологии, используя все известные ему источники, в середине XIX века предпринял П.И. Мельников (Андрей Печерский) - одна из колоритных фигур русской этнографической науки, внесших в целом крупный вклад в изучение мордовского народа. Интерес к мордве у него зародился довольно рано, о чем свидетельствуют опубликованные им работы «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь» (1839-1840 гг.), «Исторические известия о Нижнем Новгороде» (1840 г.), «Нижегородская мордва», «Общественные моления эрзян», «Эрзянская свадьба», «Мокшанская свадьба» (1851 г.).

Важной чертой сочинений Мельникова, посвященных мордве, является стремление раскрыть не только внешние этнографические атрибуты, связанные с теми или иными сторонами народной жизни, но и проникнуть в душу самого народа, раскрыть его национальный характер, образ мышления, этнопсихологию.

Мельников делает вывод о большом сходстве дохристианских верований и обрядов мордвы и русских, говорит о важности их изучения как самих по себе, так и для выяснения дохристианских верований и обычаев русского народа. Мордва крещена не так давно и еще помнит старинную свою веру. По сохранившимся у мордвы религиозным обрядам и по преданиям об их религии можно объяснить многие русские обычаи и обряды.

Однако, несмотря на домыслы и ошибки, работа Мельникова «Очерки мордвы» имела большое позитивное значение. Она была первым крупным исследованием, открывшим ее для широкого круга читателей России.

В 1889 году в Хельсинки в трудах Финно-угорского общества вышла в свет на французском языке книга В.Н. Майнова «Остатки мордовской мифологии», в которой была предпринята новая попытка на основе собственных наблюдений и литературных данных систематизировать мордовскую мифологию.

Более глубоко и обстоятельно, чем его предшественники, проник в мир дохристианских верований и обрядов мордвы, ее «языческой» мифологии И.Н. Смирнов. Его работа «Мордва» содержала анализ имеющихся в литературе об этом народе сведений, дополнявшихся материалами собственных полевых наблюдений.

Конец XIX - начало XX веков - знаменательный период в изучении мордовской мифологии, характеризовавшийся усилением внимания к сбору полевого материала и его публикации. Именно в это время увидели свет два выпуска «Образцов мордовской народной словесности», составленные А.Ф. Юртовым; «Мордовские народные сказки», собранные и переведенные на русский язык С.В. Аникиным; «Мордовский этнографический сборник», составленный А.А. Шахматовым.

Плодотворную деятельность по изучению фольклора родного народа со второй половины 80-х годов XIX века вел мордовский ученый М.Е. Евсевьев. Он принимает участие в ряде экспедиционных выездов к мордве, предпринятых финскими учеными А. Гейкелем и Х. Паасоненом, в которых обрел необходимый опыт и навыки по сбору этнографического, фольклорного и лингвистического материала. Фольклорные записи Евсевьева частично были опубликованы в журнале Русского географического общества «Живая старина» (1892 г.), но полностью они увидели свет позднее: «Эрзянь морот» (Эрзянские песни) - М., 1928; «Эрзень евкст» (Эрзянские сказки) - М., 1928; «Эрзянь-рузонь валкс» (Эрзянско-русский словарь) - М., 1931; «Мордовская свадьба» - М., 1931; Избранные труды. Т.1 (Народные песни мордвы) - Саранск, 1961; Т. 2 (Народные песни мордвы) - 1963; Т. 3 (Мордовские народные сказки и загадки) - 1964; Т. 4 (Основы мордовской грамматики) - 1963; Т.5 (Историко-этнографические исследования) - 1966.

Много ценных наблюдений и выводов в своих исследованиях сделали также ученые М.Т. Маркелов, А.И. Маскаев и К.Т. Самородов. В своих работах они уделяли большое внимание исследованию дохристианских верований и обрядов восточно-финских народов, анализировали мордовские сказки о животных, где обращалось внимание на имевшиеся в них следы почитания медведя, а также проводили анализ содержания мордовских эпических произведений, который показал, что многие из них имеют сюжетную общность с произведениями славянских и тюркских народов.

Существенное значение для анализа процесса мифотворчества у мордвы, формирования тех или иных мифологических сюжетов, их трансформации имеют работы Н.Ф. Мокшина: «Религиозные верования мордвы» (Саранск, 1968, 1998), «Этническая история мордвы» (Саранск, 1977), «Мордовский этнос» (Саранск, 1989), «Тайны мордовских имен» (Саранск, 1991), «Мордва глазами зарубежных и российских путешественников» (Саранск, 1993) и другие, посвященные дохристианским религиозным верованиям, этнологии, историческому ономастикону мордовского народа, без знания которых невозможно понять его мифологию, традиционное видение мира и образ мышления, духовную культуру.

Изучение этногенеза и этнической истории многих народов мира показывает, что процессы формирования феодальных народностей были не только многообразными, но и весьма противоречивыми. Н.Ф. Мокшин показывает это на примере мордвы. Осознавая себя в той или иной степени мордвой по своей этнической идентификации высшего порядка, эрзяне и мокшане в то же время культивировали и собственно эрзянское и мокшанское самосознание, то есть их этническая идентификация была двойственной, бинарной. Интенсивность этих тенденций и их соотношение не всегда были одинаковыми, они зависели и зависят от исторической обстановки.

Заключение

Завершая свое исследование, хочу отметить, что в мире, пожалуй, едва ли найдется другое явление культуры, о котором высказывались бы столь различные, нередко прямо противоположные суждения, как мифология (от греческого миф - слово, речь, рассказ). Одни связывали ее и чуть не отождествляли с религией, другие резко ей противопоставляли; одни смешивали с народными легендами, преданиями, сказками, другие отделяли от них. В современной историко-религиоведческой и этнологической литературе такой взаимоисключающий подход в значительной степени преодолен, и под мифологией обычно понимают произведения народной фантазии, содержащие в себе наивно олицетворяющие объяснения фактов реального мира.

Было установлено, что мифология по своему происхождению выходит к элементарной любознательности первобытного человека, расширяющейся по мере роста трудового опыта. Рождаясь подчас из иных корней, чем религия, мифология имеет с ней одну важную общую черту - олицетворяющую фантазию, что способствует сращиванию мифологических представлений с религиозными, не дает оснований противопоставлять одно другому. Уже на ранних этапах своего развития мифология органически связывается с религиозно-магическими обрядами, входит существенной частью в состав религиозных верований и содержание мифов становится содержанием религии, хотя мифологическая фантазия, родственная по происхождению со сказочной, может сохранять известную независимость от религии.

Мордовский народ - один из архогенетических народов уральской языковой семьи. Он пережил длительную и сложную историю, во многом доныне сохранив самобытные религиозно-мифологические традиции. В них сочетаются отголоски древнейших форм верований и черты архаических религиозных систем (например - культа женских божеств - покровительниц, культа семейно-родовых предков), влияния других древних, ныне исчезнувших традиций (например - индо-иранских, восточнославянских) и мировых религий, особенно христианства.

Список использованной литературы

Ануфриева Н.А. Родиноведение. - Саранск: Мордов. Кн. Изд-во, 1997.

Балашов В. А. Мордва: Историко – культурные очерки. - Саранск: Мордов. Кн. изд-во, 1995.

Макаркин Н. П., Мокшин Н. Ф. и другие. Мордва. Очерки по истории, этнографии и культуре мордовского народа. - Саранск: Мордов. Кн. Изд-во, 2004.

Мишанин Ю.А. Этнокультура мордвы в журналистике России XIX -начала ХХ века. - Саранск: Изд-во Мордовского университета, 2001.

Мокшин Н.Ф. Мифология мордвы. Этнографический справочник. - Саранск:: Мордов. Кн. Изд-во, 2004.

Мокшин Н.Ф. Материальная культура мордвы. Этнографический справочник. - Саранск: Мордов. Кн. Изд-во, 2002.

Токарев С.А. Что такое мифология? // Вопросы истории религии и атеизма. - М., 1962.

Филатов Л.Г., Юрченков В.А. Мифы и реальность. - Саранск, 1989.

Юрченкова Н.Г. Мордовская мифология. - Саранск, 1996.

Юрченков В.А. Мир истории. - Саранск: Мордов. Кн. Изд-во, 1997.

Не одну сотню лет ходят по нижегородской земле сказки, предания и рассказы о русалках. Однако истинные хозяйки вод в нашем крае - вовсе не русалки, потому что согласно древней мифологии коренного населения края, поволжских финнов - эрзи, мокши и исчезнувших на сей день терюхан , в каждом водоеме юга Нижегородской области живет мордовская владычица вод - Ведява .

Русалочка, да без хвоста

Этот случай произошел в эрзянском селе Акузово Сергачского района. О нем мне рассказала пожилая знахарка Зоя Семеновна Сорокина. Было это после войны. Шла ее крестная вдоль берега Пьяны. Глядит, на высоком берегу сидит нагая женщина и волосы гребнем расчесывает.

Лица ее не видать, а волосы длинные-предлинные. Хотела было подойти любопытная крестная к женщине, однако та, завидя ее, вдруг вскочила, громко захохотала и спрыгнула с высокого обрыва в омут. А всплеск был таков, что вода вышла из берегов. Только тогда поняла баба, что не смертная женщина это была вовсе, а эрзянская богиня, дух вод - Ведява.

И действительно, мордовское языческое божество - дух вод - Ведь-ава ("ведь" - вода, "ава" - мать, женщина) в религиозных верованиях мордовского народа представляется как высокая, красивая, обнаженная женщина, сидящая около водоема и расчесывающая гребнем длинные русые, белые или зеленые волосы.

У соседних марийцев тоже есть аналогичный персонаж - Вуд-ава. В отличие от славянской утопленницы с рыбьим хвостом - русалки, Ведява представляется с ногами и имеет более привилегированный - божественный статус.

Кстати, вместе с ней в легендах живет седобородый мужской дух Ведь-атя - водяной-старик, который считается мужем женского божества. Тем не менее главенствующая роль в мордовской мифологии отводится именно женским божествам, а все потому, что архаичные верования в эти божества возникли в эпоху матриархата.

Обширные этнографические материалы эрзи, мокши и терюхан свидетельствуют, что человек отождествлял богов и духов с теми природными объектами, которые, в первую очередь, пользовались почитанием у него самого. А одной из самых необходимых и в то же время опасных сред в жизни людей, конечно же, была вода.

С глубокой древности эта стихия пугала людей. Кроме того, что они ежечасно могли утонуть, разливами смывало плотины, сносило и подтапливало мельницы, дома, заливало дождями посевы земледельцев. И наоборот, вода была необходима человеку для жизни, хозяйства, земледелия и промысла: люди ловили рыбу, охотились на бобра, водоплавающую птицу. Именно поэтому особым почитанием пользовался культ духа - покровительницы воды.

Нравом строгим отличалась…

Зачастую в преданиях, сказках, песнях, быличках эрзян и мокшан Ведява описывается как вредоносный, опасный, злобный дух, случайная встреча с которым сулит людям большие неприятности, а нередко - и скорую смерть. В этих рассказах властная покровительница воды выступает как неизбежная карающая сила или как злой дух, пророчащий смертным огромные несчастья.

Согласно воле Ведявы умирают взрослые и дети, гибнет домашний скот, приходят в упадок домашнее хозяйство и лесные промыслы. Неотвратимые наказания мордовской водной владычицы распространялись на людей, нарушивших древние заповеди.

Так, согласно традиционным религиозным представлениям мордвы и других поволжских финнов, людям запрещалось стирать в водоемах со стоячей водой (в озерах и прудах), рубить близко стоящие к водоемам деревья, допускать попадание грязи в священные источники и уличные колодцы.

Считалось, что Ведява и ее муж Ведятя живут в глубоких омутах и могут утопить человека: согласно мокшанским, эрзянским и терюханским верованиям, они забирают на дно ровно столько людей, сколько им надобно. Еще совсем недавно духом воды пугали детей: "Смотрите не ходите купаться, а то вас Ведява на дно утащит".

Правда, иногда водные духи якобы щадили людей, которых топили, выталкивая бедняг на берег своими холодными руками. Поэтому если тонущий человек все же оставался жив, он тот час был обязан раскланяться водным божествам, а после отблагодарить их деньгами - 5 или 10 копейками, а еще пшеном и хмелем для изготовления "пуре" - мордовского национального алкогольного напитка, приготовленного на основе меда и перги.

"Они (духи воды - Авт.) уж больно бражке рады и вину тоже", - рассказывают местные старожилы.

Если же каким-то образом на берег выплывала тонущая молодая девушка, она также благодарила Ведяву - бросала в реку или озеро или кольцо, или платок, или сережки.

О случае чудесного спасения утопающего мне рассказала все та же Зоя Сорокина. По ее словам, пошел как-то вечером парень из ее земляков порыбачить на реку Пьяну. Да вот беда - был он выпивши, а потому оступился, упал в глубокий бурлящий омут и стал тонуть.

Только начнет бедняга выплывать на поверхность, чуточку глотнет воздуха, да не тут-то было, чьи-то цепкие холодные руки снова тянут его в речную пучину. Когда же неведомая хватка ослабла, парень что есть силы оттолкнулся от вязкого дна и, выплыв на речную поверхность, стал гневно браниться. Его проклятья были настолько страшны, что невидимое существо испугалось и уплыло прочь.

Необычную историю мне рассказала мокшанка из Саранска - Марина Агеева - корреспондент национальной радиопрограммы. Ей поведал об этом дядя, Николай Сяткин из мокшанского села Атюрьево.

"Утонул там, в речке, маленький ребенок. Мужики все дно обшарили. Ну, нет, нигде не могут тело найти. Тогда мать утопшего ребенка пришла на берег с чашкой, в которой была жертвенная пища - домашний ржаной хлеб и воткнутая в него свеча. Помолилась Ведень Кирди - Ведяте (держателю, хозяину воды - старику водяному) и Ведень Кирди - Ведяве (хозяйке воды).

А напоследок женщина и говорит: "Раз вы уж забрали душу ребенка, то верните нам хотя бы тело, чтобы похоронить по-человечески". И пустила чашу в воду. Та поплавала-поплавала, покружилась-покружилась, да у бережка и утонула. Там и нашлось тело".

…И водицы не жалела

Среди мордвы ходили и другие поверья. Мол, Ведява может не только утопить человека, но и наслать на него тяжкие болезни, любой недуг. Считалось, что посланные людям Ведявой болезни и страдания не вылечит никто: человек перекупался, упал в воду, провалился под лед, простыл...

Или долгое время после свадьбы молодые не могли зачать дитя, и тогда бедные женщины шли на берега источников и совершали там таинственные моления, обращаясь к водной владычице с просьбами о ниспослании им "чадородия".

А некогда Ведява считалась богиней плодородия. И водой, взятой из ее чертогов, земледельцы орошали поля, значит, лишь у нее одной следовало просить дождя в засуху. Но если в русских селениях Нижегородского края прошение о дожде проходило с обязательным шествием вокруг села крестного хода, во главе которого селяне, а зачастую и священники, несли православные иконы, то будучи уже давно православной мордва предпочитала проводить "моление о дожде" совсем иначе. Хотя в ее языческих молянах прослеживалось и множество православных мотивов.

В засушливые годы мокшанские и эрзянские земледельцы-садоводы-огородники, как и в былую старину, обращались к водным духам, выспрашивая у них дождя.

Дмитрий КАРАБЕЛЬНИКОВ, краевед.

Слайд 1

Мифология мордвы

Слайд 2

Религия - способ жизни и мировосприятия, основанный на поклонении кумиру или кумирам,чаще всего именуемых богами.

Слайд 3

Вплоть до начала ХХ века среди мордвы были распространены ранние формы религиозных воззрений.
Они включали культ предков (почитание умерших родственников) и веру в божеств, олицетворяющих различные природные явления.

Слайд 4

Боги мордвы

Слайд 5

Тюштя - глава племен мокши и эрзи.
Мифологический персонаж. Он наделен магической силой: может пахать сразу на 12, 24 лошадях, управлять 30 сохами, 40 боронами. На лбу у него солнце, на затылке – светлый месяц, на концах волос – светящиеся звездочки. Рождается с железными пятками, с каменным теменем, с завернутыми проволокой коленями. Он красив, строен, обут и одет нарядно. На земле он самый богатый. Одним взглядом может построить город, другим – создать людей; способен управлять явлениями природы.

Слайд 6

Нишкепаз - верховный бог крестьян.
Прародитель, создатель всего сущего. Его считали также богом огня и любви, владыкой семейной жизни. Нишкепаз – человек высокого роста с длинными, густыми ниспадающими волосами и белой бородой до земли. Он может превращаться в голубя, лебедя, орла, ласточку, волка, быка, коня, зайца, медведя.

Слайд 7

Паксява - божество покровительница поля.
Паксява предстает в образе куропатки или женщины с длинными ниспадающими волосами. Во время цветения ржи в глухую полночь божество поля издает звуки, похожие на свист или плач (к неурожаю). Также, по поверьям, она не разрешала приносить с поля домой камешки и хлеб.

Слайд 8

Кудатя - божество покровитель дома.
В каждом доме было свое божество. Наряду с добром Кудатя мог совершить зло. При переезде в новый дом домового обычно звали домой, в противном случае оно могло прийти и навлечь на семью неприятности.

Слайд 9

Персонаж, получивший в народе неоднозначную оценку. По преданиям мордвы, обитает в крестьянском доме, и видеть его может только владелец жилища. Рождается Куйгорож необычным способом: из петушиного или совиного яйца, высиживается хозяевами. Наделён фантастической силой, исполняет любое желание своего владельца. Постоянно требует работы и выполняет её очень быстро. При отсутствии занятия может уничтожить всё сделанное и даже убить хозяина. Чтобы такое не случилось, нужно дать ему невыполнимое задание: свить верёвку из песка, вычерпать воду из реки и т. п. Чаще всего происхождение слова связывают с понятием «куй» («змея»), откуда наличие змеиного хвоста.
Куйгорож - гном- покровитель богатства.

Слайд 10

Банява - покровительница бани, здоровья, родов.
Она живет под полком вместе со своими детьми. Обычно невидима, но иногда появляется в образе маленькой юной голой женщины, сидящей на полке, расчесывающей длинные светлые волосы. Кроме добра Банява способна причинить зло. Она может испугать входящего, запарить его. По традиции, входя в баню, крестились, чтобы защитить себя от гнева божества. По поверью, она моется после всех, поэтому люди оставляли воду, мыло, веник. Также считается, что Банява помогала роженицам. После родов в ее честь готовили ритуальную кашу.

Слайд 11

Слайд 12

Варда
Полумифическое существо, хитрая, злая, завистливая девочка-оборвыш или старое злое существо. Метка на спине Варды указывает на необычность ее происхождения, связь с потусторонними силами. Варда может заставить работать птиц, узнавать новости от месяца. От ее злодеяний матери оберегали детей с помощью плевка под мышки или на вышивку подола рубашки.

Слайд 13

Вирява - божество покровительница леса.
По представлениям мордвы в каждом лесу есть свое божество Вирява. Людям показывается редко, обычно в полдень или перед заходом солнца. Внешнее описание неодинаково. В лесу – высокая тонкая женщина (как дерево), в поле – ростом со жниво. У нее длинные, ниже пояса, темные волосы. Ее кожа покрыта рыбьей чешуей; один глаз на макушке, рот как у человека, зубы большие. Может превращаться в зайца. Иногда ее видели в белой рубахе или в национальном мордовском костюме. Видеть Виряву не к добру, но божество считается добрым: следит за порядком в лесу.

Слайд 14

Каштомава – покровительница печи.

Слайд 15

Ковава - богиня покровительница Луны
Ковава контролирует время, видит все, что происходит на земле; от нее зависит здоровье людей. Поэтому в ее честь произносились молитвы. У Ковавы есть муж – бог покровитель Луны – Коватя.

Слайд 16

Кельме Атя - старик Мороз. Божество покровитель холода.
Это божество может быть и жестоким, и добрым. Живет в ледяном доме, любимое место – за трубой. В сказочных сюжетах за содеянное зло Кельме Атя старается отплатить добром. Чтобы расположить божество к себе, ему предлагают мучной кисель, который в каждом доме ставят на край подоконника, просят не дать погибнуть урожаю, не заморозить человека.

Слайд 17

Нишкеава - божество покровительница пасеки.
Каждая пасека имела собственное божество, обитающее в одном из самых больших ульев. К ней обращались с молянами при болезни, если она, как предполагалось, была связана с пасекой, пчелами, медом. В таких случаях молились непосредственно на пасеке. Считалось, что хорошего человека пчела не укусит (Нишкеава не позволит).

Слайд 18

Свои божества были и у природных стихий:

Слайд 19

Ведь Ава - божество воды и покровительница деторождения
По религиозным воззрения мордвы, в каждой реке, озере, роднике имеется своя Ведява. Ведява – молодая высокая женщина с длинными, до колен, светлыми волосами. Она наделена и положительными, и отрицательными чертами. Ведява предстает перед людьми в обнаженном виде ночью или поздно вечером; реже – с ведром в руке или в мордовской рубахе. Обычно она плещет водой или расчесывает волосы. По поверью, у Ведявы есть муж – Ведь Атя.

Слайд 20

Ведь Атя - божество воды, муж Ведь Авы.
У него длинная седая борода, живет глубоко в воде вместе с Ведявой. Его функции ограничены (тянет в воду утопленников). Имя Ведяти упоминается в просьбах о помощи вылечить какие-либо болезни (особенно глазные).

Слайд 21

Толпаз - божество огня.
Представляется в красной рубашке, штанах, танцующим, играющим без ветра. Толпаз сильный, приносит пользу людям, но если рассердится – может навредить. Кроме божества воды – Ведявы, никого не боится. В качестве жертвы божеству огня приносили красного петуха.

Слайд 22

Мордва полагали, что их божества могли быть как добрыми, так и злыми. Чтобы привлечь к себе их благоволение им приносились жертвы. В связи с этим возникли различные религиозные обряды, семейные и общественные моления – «озксы» По мере их усложнения постепенно выделялись избранные люди, исполнявшие роль жрецов.
Моление на Троицу

Слайд 23

Значительную роль отводила мордва и умершим предкам. Они считались покровителями своих сородичей. К ним обращались с молитвами во время различных бедствий: мора скота, болезней людей и т.п. До сих пор во многих мордовских селениях во время засухи старые люди ходят молиться на кладбище, прося предков посодействовать в этой беде. С ними "советовались" перед каждым важным делом: перед свадьбой, куплей или продажей дома, скота и т.п. Верили, что разгневавшись предки могли наслать болезни, неурожай и другие несчастья. Поэтому им, как и божествам, приносили жертвы, устраивали в их честь специальные поминальные дни.

Слайд 24

Примерно с XIV века в среду мордвы стало проникать православие.. Несмотря на сопротивление мордвы, русское правительство продолжало настойчиво проводить христианизацию, которая формально была завершена к концу XVIII века. Но православию не удалось полностью вытеснить дохристианские воззрения мордвы, т.к. они были тесно связаны с ее повседневным бытом. Сами православные священники, чтобы не терять верующих нередко принимали участие в общественных молениях мордвы. Наиболее дальновидные деятели русской церкви, видя негативные стороны насильственной христианизации, стали использовать для более глубокого внедрения христианства в быт мордвы и других народов Поволжского региона их родные языки.

Слайд 25

Все это способствовало проникновению в народное сознание мордвы православного учения. Постепенно место древних мордовских божеств стали занимать христианские святые, которые смешались в народном представлении с прежними богами. Например, христианского бога мордва и сейчас называет именем своего дохристианского верховного покровителя: мокшанского Шкая или эрзянского Нишке паза.

Мордва (мордовцы) - народ, коренное население Мордовии (313 тыс. ч.). В России по данным на 1995 г. проживает 1,07 млн. ч. Общая численность 1,15 млн. ч. Делятся на этнографические группы: эрзя и мокша, каратаев и терюхан. Верующие - православные. Мордовские языки (языки мордвы) относятся к финско–угорской семье языков. Существует два литературных и разговорных языка: мокшанский и эрзянский. Письменность на основе русской графики.

Все произведения, представленные в данном разделе, публикуются в литературной обработке писателей В. Радаева и М. Втулкина.

МАКРАЗЬ

Это было очень давно. Вскоре после того, как Вере паз землю создал, небо, светила на небе развесил, сотворил людей и всякую живность. Одному Вере пазу трудно стало управлять огромным миром, он породил себе помощников сыновей: Нишке паза, которому поручил все земное владение, а потом Пурьгине паза - ему отдал он небо. Два родных брата и лицом и нравом не были похожи друг на друга - они отличались, как небо от земли. Нишке был сильным, по–мужицки красивым и добрым; Пурьгине же родился раздражительным, завистливым, может, оттого, что росточком не удался, да от рождения у него правая нога была немного короче левой. Он всегда вставал с левой ноги и целый день хмурился, гремел, метал огни и молнии. Отец Вере паз, зная о хромоте сына, подарил ему золотую колесницу и тройку быстрых коней.

Катайся, Пурьгине, по небу, поливай землю благодатными дождями, громами пугай ослушников, великих грешников поражай огненными стрелами.

Сначала Пурьгине делал то, что было ему велено, но потом возгордился, по своему усмотрению и судил и наказывал и неправых и правых. Метал свои огненные стрелы не только в грешных, а и для острастки, для ублажения своих прихотей. Он смотрел с высоты, как, заслышав его громовой голос, поджав хвосты, прячутся в укрытия собаки, крестятся и дрожат люди, перестают петь беззаботные птицы.

Взмолились люди, попросили они своего заступника Нишке паза: уйми, мол, своего брата, безобразничает, спасу нет. Нишке по–братски уговаривал буйного Пурьгине паза. Прямо сказал ему:

Я, брат, живу на земле среди людей, слышу, как плохо они о тебе говорят, шепотом осуждают твои деяния… Не любят тебя люди.

Пусть не любят, лишь бы боялись.

Так говорила в Пурьгине его гордость. Но в глубине души горько ему было оттого, что никто его не любит.

Катаясь по небу, Пурьгине не раз видел, как с наступлением сумерек выходит из Суры молодая красавица Ведява, садится на белый камень и золотым гребнем расчесывает свои шелковые волосы. Захотел Пурьгине паз, чтобы она стала его женой. И уговаривал и угрожал Ведяве, но она и слушать не хотела. Только завидит Пурьгине, сразу же прячется в омут.

Понял Пурьгине, что добром не пойдет за него Ведява. Стал кружить над Сурой. Бешено понеслись небесные кони, завертелось небо, поднялся сильный ветер. Крутясь волчком, он опустился в омут, где жила Ведява, и закружил ее вместе с водой, рыбами, раками и травой придонной, поднял в небо к Пурьгине пазу.

После того, говорят, был чудной дождь. С небес падали на землю живые лягушки, раки, рыба всякая: мелочь там, и сомы, и стерлядь сурская. Люди ходили под струями ливня и мешками собирали живую рыбу и раков. Потом все лето Пурьгине в небе и не показывался, прятался в густых тучах.

А на земле настала великая засуха. Не было дождей, обмелели реки и озера, высохли ручьи и колодцы. Увяли травы и цветы, сгорели хлеба. Плакали–плакали люди, пожаловались Нишке пазу:

Что это ты, наш великий покровитель, разгневался на нас, лишил воды?

Как? - удивился Нишке. - Почему нет воды? Где Ведява?

Нет ее на земле, Пурьгине утащил в небо.

Оставил на время Нишке землю, взвился в небо к Вере пазу и сказал ему:

На земле засуха, голод, умирают люди, дохнет скот, травы и цветы сгорели, на земле не стало воды! А все потому, что Пурьгине Ведяву на небо утащил.

Вере паз ничего не знал о делах земных, полностью доверился Пурьгине и царствовал, лежа на боку. Тотчас же повелел он непослушному сыну вернуть Ведяву на землю и все хорошенько полить дождем.

Не хотелось Пурьгине расставаться с красивой Ведявой, но перечить отцу он не посмел: чего доброго - золотую колесницу отнимет. Разразился он ливнями и возвратил с ними на землю Ведяву.

Прошло время, и у Ведявы родилась дочь, которую она назвала Макразь.

Шли дни, годы, Макразь росла, расцветала, стала красавицей несказанной, умницей, все понимала, только одно было горе: говорила слишком тихо - как рыба, рот разевает, а не слышно, о чем говорит, - чтобы услышать ее, нужен был тонкий слух.

Пришла золотая пора и для Макрази, весна ее - молодость. Она стала стройной девушкой и с тоской посматривала в сторону села, где с утра до вечера работают люди, бегают девушки и парни. По ночам она стала выходить из воды. Как мать, садилась на белый камень, распускала свои косы и расчесывала волосы золотым гребнем. Иногда уходила в глухой лес и слушала песни деревьев.

Однажды вечером сельские парни и девушки пришли водить хороводы к реке. Макразь бесшумно вышла из воды, спряталась за березами и смотрела на праздник молодых. И тут от хоровода отделился высокий кудрявый парень и подошел к ней. У Макрази голова закружилась: таким красивым показался он ей.

Юноша склонился к земле, сорвал красный цветок и протянул его Макрази.

Здравствуй, девица–красавица. Что стоишь в одиночестве? Идем с нами хороводы водить.

Макразь улыбнулась ему, смутилась, убежала в прибрежные кусты и бесшумно исчезла в реке. Юноша ходил по берегу, искал ее, думал: «Вот чудо! Как в воду канула».

Может, привиделось? А? Такая красавица, будто сам Нишке паз создал ее, как цветок счастья.

После этой встречи Макразь вовсе лишилась покоя. Все ночи проводила на берегу, ходила по лесу, все надеялась, что парень придет и опять подарит ей красный цветок.

Парень тоже думал о ней и вот снова пришел к омуту.

Тут они и встретились во второй раз.

Здравствуй, душа–девица, красота ненаглядная. Пойдем на луг зеленый, там цветов много, там мятой и цяпором пахнет.

Он протянул руку девушке, и она послушно пошла с ним. До самой зари гуляли они по лесным тропинкам, по бархатным лугам. Парень рассказал ей, что он единственный сын старейшины села Вечкузы. А село это за Давол–горой, на берегу тихой речки. Зовут его Дуваром.

Макразь кивала, подтверждая, что она все понимает, иногда произносила слово, как умела: тихо, почти шепотом. Парень плохо понимал ее, зато он хорошо видел красоту Макрази.

На следующий вечер Дувар опять пришел к омуту. Макразь ждала его, и они, взявшись за руки, опять ушли в лес. Так продолжалось недолго. Дувару хотелось, чтобы девушка разговаривала с ним и пела ему песни. И тогда Дувар сказал:

Макразь, я не могу целыми ночами говорить с тобою и в ответ слышать шепот. Мне нужно, чтобы ты говорила, чтобы пела мне песни о великой любви. Я приду снова, когда услышу твою песню.

Песни любви не слушают, - прошептала Макразь, - ее сердцем чувствуют.

Не расслышал ее слов Дувар. Не простившись, быстро зашагал к Давол–горе.

Макразь прыгнула в омут, темные круги побежали по воде. Взволновалась Сура, подули озерные ветры.

Целый день проплакала Макразь в своей светелке. Мать ее, Ведява, обо всем знала, но не докучала ей. Только наставляла, мол, не надо давать сердцу воли, можно любить, но не сгорать в огне. По–своему она была права, ведь она была владычицей холодной воды, и сердце у нее было холодное.

Вечером Макразь опять вышла на берег ждать Дувара. Она не верила, что он не придет. Но проходил час за часом, уже меркли и гасли звезды на синем небе, а Дувара все не было.

Когда румяная зорька повесила на краешке неба свою красную фату, услышала Макразь песню. Песня звучала издали, плыла над Сурой, над прибрежными лесами, песня завораживала. Застыла Макразь на месте. А песня все звенела и приближалась к ней.

Подошли к омуту парень с девушкой. Парень высокий, красивый, а девушка и росточком мала, и лицом неказиста. Они встали у дерева, и Макразь слышала, как парень сыпал упреки девушке:

Поешь ты, Дана, что соловушка. Приятно с тобою быть, сладко тебя слушать, но ходить с тобой можно только темной ночью, чтобы не видеть лица. Мне хочется выйти с тобою в люди, да боюсь осмеют меня.

Где же взять красоту, если бог не дал?

А мне по моей красоте нужна красивая девушка. Я больше не приду. Вот и весь мой сказ.

Парень резко повернулся и побежал, будто боялся, что девушка побежит за ним. Но девушка стояла как окаменевшая, только слезинки одна за другой скатывались по лицу, падали на омытую росой траву.

Боже мой! - с ужасом простонала Дана. - Зачем создал Ты меня несчастной, некрасивой? Зачем мне мой прекрасный голос, нежная душа, если он меня не любит? Где мне взять красоту? Чем так жить, лучше в омут!

Девушка уже готова была броситься в омут. Но чья–то рука легла ей на плечо, и едва слышный голос сказал:

Не надо в омут. Там вечно темно и холодно. Я сделаю тебя красивой, твой парень полюбит тебя. Но ты за это должна отдать мне свой чудесный голос.

Значит, - сказала Дана, - ты мне свою красоту, а я тебе свой голос.

Да, да, - закивала Макразь.

Пусть будет так. Я согласна!

Макразь взяла Дану за руку, подвела к берегу реки. Она стала шептать заклинания. Вздрогнуло, загрохотало небо, огромной волной выплеснулась вода из Суры, окатила девушек и обратно сползла в реку. Успокоилась зыбь, вода стала зеркально чистой.

Посмотри на себя, красавица Дана! - крикнула Макразь. - Теперь ты будешь счастливой.

Дана увидела свое отражение в Суре, ахнула, но и сама не услышала своего вздоха: с зеркала воды смотрела на нее девушка красоты небесной. Девушки поцеловались и разошлись довольные.

Макразь так же после ухода Даны долго смотрела в зеркало реки, но не жалела о своей былой красоте. Она кричала, она пела, она восторгалась своим серебряным голосом и думала: «Вот теперь–то Дувар вернется. Надо только сложить песню о любви».

Песня была в ее душе и теперь рвалась в широкий мир. Макразь спела ее сама себе. Потом спела рыбам, вышла на берег, запела громко, нежно, призывно. Умолкли птицы, тесным кольцом окружили ее деревья, наклонились вершинами, чтобы не пропустить ни единого звука; травы встали на цыпочки, тянули вверх свои головки, чтобы лучше расслышать песню о великой любви.

Чудесной, воистину самой лучшей песней была эта песня. Рассказывают, что древние певцы не знали ее слова и музыку, а теперь никто из людей не знает этой песни, а деревья, цветы и травы поют, но поют на своем языке. Говорят, влюбленные слышат ее.

Буйные ветры подхватили песню Макрази и принесли в село Вечкузы. Дувар услышал в ней свое имя, встала перед ним во всем величии своей красоты Макразь. Он не мог не пойти к ней.

Он запел песню и пошел к омуту. Быстро сгущались сумерки, небо покрылось тучами, ночь черным пологом накрыла землю. Темным–темно в лесу. Дувар шел по знакомой тропе, песня Макрази звала и указывала ему путь. Они встретились… И долго, долго, до самой осени, слышалась над Сурой эта великая песня любви. Но в это же время не было ни одной лунной ночи, висели тучи в темном небе, нигде и малая звезда не блеснула.

Холодно стало в осеннем лесу, деревья сбросили свои нарядные платья, птицы покинули свои гнезда, улеглись на землю травы - все готовилось к долгой зиме.

Мерзну я, - прижимаясь к Дувару, говорила Макразь. - Пойдем ко мне. У моей матери в хрустальном дворце тепло. Проведем там холодную зиму и вернемся сюда летом. Я буду тебе женой, я рожу тебе сына.

Призадумался Дувар и, помедлив, сказал:

Пойдем!

Макразь взяла его за руку.

Ты иди за мной, только я знаю дорогу в этот подводный дворец. Мы очень скоро будем там. Там очень, очень тепло!

Идет Дувар за Макразью, они вошли в воду, шаг… второй, уже по колено в воде парень. Будто острым ножом колола холодная вода. Он остановился:

Подожди, Макразь. Дай дух переведу. Я… Я, пожалуй, не пойду в твой хрустальный дворец. Перед матерью твоей я должен появиться настоящим женихом, нарядным. Рубаха на мне не новая, лапти поношенные. Пойду наряжусь, да и родительское благословение для жизни нам нужно. Матери надо сказать, она умрет от горя, если я вдруг уйду из мира.

Смотри, Дувар, воля твоя, речи твои умные, родительское благословение нам нужно, без него счастья не будет. Иди и возвращайся вечером. Вернешься?

Как же, Макразь. Я вернусь. Порази меня гром, если я не сдержу своего слова.

Макразь вывела его из воды. Они простились.

Но не пошел Дувар вечером, и на следующий день не пришел, сколько ни звала его Макразь песней о любви. Она ходила по берегу, вокруг нее резвился ветер, теребил косы, шелестел ее платьем. Она крикнула ветру:

Не вертись подле меня! Слетай на Давол–гору в Вечкуз веле , донеси мою песню Дувару.

Ветер распростер свои невидимые крылья и улетел. Он очень скоро вернулся и прошумел над Макразью:

Не пой, Макразь, песню о любви, нет ее, любви, у людей. Дувар твой сейчас сидит за столом с невестой, он обманул тебя. Он больше никогда не придет к омуту.

О! Великий Вере паз, и отец мой заступник Пурьгине! Помогите мне в моем горе. Верните мне мою любовь! - воскликнула Макразь.

Вздрогнуло небо. Над Сурой пронеслись черные тучи, гремел гром. Тучи обогнули Давол–гору, закружились над Вечкузом. И тут, привстав на край черной тучи, хромоногий Пурьгине метнул на землю огненную стрелу…

Стрела угодила в дом старейшины, где гремела–шумела свадьба Дувара. Одни черные головешки остались.

Туча повернула обратно, поплыла над Сурой и остановилась над омутом, сверху донесся громовой голос Пурьгине:

Я исполнил веление Вере паза, я поразил стрелой неверного, он сам избрал себе судьбу, поклявшись тебе.

Улетела туча. С воплями отчаянья нырнула Макразь в омут и больше никогда не показывалась людям. А люди помнили ее песню о великой любви. Девушки бросали в омут венки живых цветов. Молились ей, просили у нее красоты и счастья. Все мордовские племена чтили ее, и потом, когда в наши края пришли славяне, они тоже поклонялись Макрази, только имя немного по–своему переделали, Мокрошью называли.

ВОЛГА–РАВ И КАСПИЙ

Очень давно это было, никто не помнит. Наверное, на самой заре жизни. Жил тогда в стране Высокого Солнца могучий богатырь Каспий. Роста огромного, грудь и плечи широкие, красивым был Каспий: волосы густые, черные, кольцами вьются, глаза карие - насквозь пронзают, нос как клюв орлицы, а лицо смуглое. Он ездил на огромном вороном коне.

Недалеко от Каспия, в сторону Белой Ночи, жил другой богатырь - Рав. Он был тоже очень высокого роста, пожалуй, выше Каспия, тоже красивый: станом стройный, как сосна, беловолосый, нос прямой и тонкий, а глаза голубые–голубые, как ясное весеннее небо. Рав был таким могучим и тяжелым, что ни один конь не мог удержать его. Он ходил пешком, и когда шел - земля под ним содрогалась.

Сначала мирно, по–добрососедски жили эти богатыри, но потом… Пришла и поселилась неподалеку девушка, тоже высокая, сильная, а уж красивая - и описать не опишешь, и нарисовать не нарисуешь: такая же красивая, как утренняя заря. Звали ее Волгой. Увидел ее Каспий и сказал:

Эта девушка моя. Я женюсь на ней.

Встретил ее могучий Рав, улыбнулся и тоже сказал:

Это моя половина, я должен жениться на ней.

Долго спорили богатыри, но ни о чем так и не договорились. Тогда Рав сказал Каспию:

Пойдем спросим у самой девушки, за кого она замуж пойдет.

Пошли. Каспий - впереди, на коне, Рав - немного поодаль, пешим.

Встали они рядом перед Волгой и спросили:

Свет–красавица Волга! За кого выйдешь замуж?

За самого сильного, - ответила девушка. - Мне нужен сильный муж, чтобы дети были здоровыми и сильными.

Я сильнее! - закричал Каспий.

Это еще проверим, - сказал Рав.

Сцепились два могучих богатыря. Земля дрожмя дрожала, тучи на небе покачивались, солнце прикрывало лицо, как бы камушком не ударило.

Сильным был Каспий, но Рав еще сильнее. Он победил смуглого богатыря Каспия.

Волга встала рядом с Равом, прижалась к груди, а печальный, хмурый Каспий вскочил на своего вороного коня и ускакал в свою страну Высокого Солнца.

Счастливо зажили Рав и Волга. На первом же году Волга родила Раву двух дочерей–близнецов, Оку и Каму. А потом пошли сыновья и дочери, дочки и сыновья. Родился Большой Иргиз, Сок, Сура. Родилась дочка, капелька в капельку на отца похожая. О ней говорили: «Это сама Ра» - и имя ей дали Самара. За долгую жизнь они много–много детей народили, дети, в свою очередь, тоже нарожали. В роду Рава и Волги сыновей–дочерей, внуков и правнуков было более четырехсот.

А смуглый красавец Каспий жил бобылем. Ни жены, ни детей у него не было. Он завидовал Раву, клял свою судьбу, что тогда не улыбнулась она ему и не помогла победить Рава. Он думал: «За это время я стал более богатым, более сильным, чем Рав. Теперь я имею право владеть самой красивой женщиной, Волгой». Собрал Каспий вокруг себя множество помощников: бури песчаные, ветры–суховеи, зной, жара - все пришли к нему. Повел свою рать Каспий на земли Рава. Далеко зашел.

А Рав не стал дожидаться, пока злой Каспий иссушит суховеями его земли, переломает бурями леса, сам вышел навстречу Каспию. Долго сражались богатыри, ни на шаг не отступил Рав.

А Каспий пядь за пядью все пятился, и наконец загнал его Рав в огромную глубокую впадину. Вокруг горы каменные - больше некуда Каспию деваться. Тут–то Рав и ранил в грудь Каспия. Полилась оттуда не кровь, а иссиня–зеленая вода. Набралось столько воды, что она заполнила всю впадину. Подул ветер, забегали крутые волны - бунтовал, негодовал Каспий. Это огромное скопление воды назвали люди морем Каспия, то есть Каспийским морем. Оно во всем похоже на своего прародителя: хмурое, суровое, а начнет буйствовать - волны из стороны в сторону мечутся. Оно вечно нелюдимо, никто к нему в гости не ходит, и само оно дороги к другим морям не знает.

Недолго после богатыря Каспия жил и Рав. То ли от ран умер, то ли старость подошла. Как только перестало биться его сердце, сразу же упала и умерла и Волга. Она была его половиной, у них была на двоих одна душа.

Весть о смерти Рава и Волги разлетелась по всей земле, от Каспия до страны Заходящего Солнца. Горькими слезами заплакали дети, внуки, правнуки и праправнуки Волги и Рава. Они все пошли к родительскому дому, и вслед за ними тянулись реки, речки и ручейки. Когда они подошли к усопшим, за ними катилась широкая величавая река. Она взяла в свои объятья останки Рава и Волги и стала могучей, как Рав, и красивой, как Волга.

С радостью смотрели люди на эту реку, и каждый по–своему выражал свой восторг. Одни говорили: величавая и красивая, как сама Волга, и называли реку Волгой; дру–гие видели в ней силу и благородство Рава и говорили: ну точно как Рав, и называли Равом. Наши предки, мордва, Волгу называли (и теперь называют) Равом. И древние греки оставили записи, что у скифов и сарматов есть река Ра.

КАЧЕЛ

Давным–давно, во времена царствования инязора Тюшти, было одно небольшое эрзянское село, называлось оно Кансть. Стояло оно посреди леса, на широкой поляне. Рядом озеро, очень глубокое и холодное, вода в нем казалась черной, потому и называли озеро Черным.

В этом селе и жил парень–богатырь Качел. Он был у матери семнадцатым сыном. Из всех силачей села никто не мог осилить его. За что он ни брался - поднимал, что поднимал - уносил. И сам он не знал, что не по силам ему.

Жили они вдвоем с матерью, было у них много гусей. Гуси с утра уходили на озеро. Возвращались вечером с прилипшей на перьях ряской, в багровом зареве заката казались зелеными. За ночь ряска отпадала, и утром они опять белой стаей уходили на озеро. Взглянет Качел в окно на Черное озеро и увидит своих гусей: вода от берега до берега - белым бела от них.

Однажды он посмотрел на озеро и удивился: там нет ни одного гуся. Пошел искать - нигде поблизости не нашел. Прошелся по лесу - и там нет.

Гуси куда–то ушли, - сказал он матери, возвратившись домой. - Искал, нигде не нашел, как в воду канули.

Не печалься, - успокоила мать, - гусь - птица умная, мимо дома не пройдет, придут сами.

И правда, вечером гуси пришли. Увидел их Качел - удивился: все они были белее снега, как серебром облиты, а лапы в золотистый цвет покрашены. И все такие чистые. Долго удивлялся Качел, потом сосчитал - одного гуся не хватает.

И на другое утро гуси куда–то пропали с Черного озера. Вечером опять одного недосчитался Качел.

На третий день Качел сам погнал гусей на Черное озеро, посидел на берегу и ушел завтракать. Только сел за стол, посмотрел в окно на Черное озеро: там ни одного гуся уже нет. Вечером вернулись гуси домой - одного опять недостает. Так дней пять продолжалось. Как ни стерег Качел, но уберечь гусей не мог. И тогда–то решил парень: «А посмотрю–ка я, куда они ходят».

Утром выпустил гусей. Они вышли за ворота - и прямо в лес. Качел крадучись - за ними. Гуси долго шли по лесу, потом поднялись и полетели над деревьями. Качел побежал за ними: гуси - под облаками, он - по лесу. Качел быстро бегал, коня опережал, зайца догонял и от гусей не отстал.

Опустились гуси на широкой поляне. Вся поляна в цветах, посередине ее ключ, вода из него бьет фонтаном, сверкает под яркими лучами солнца и кажется серебряной. Из ключа вытекает коротенький серебристый ручеек, через сто саженей он впадает в небольшое озеро. Вода в озере тоже серебристая, а по бережкам трава шелковая. В этом озере гуси стали купаться. Уж так купались, так резвились, будто плясали под сказочную музыку.

Качел залюбовался, вся душа его наполнилась радостью. И хотелось ему припасть к ключу, освежить пылающую от быстрого бега грудь, успокоить сердце сладкой прохладой чистой воды. Но он побоялся спугнуть гусей, улетят - так и не узнаешь, кто же крадет их. Качел сидел под густым кустом и все ждал.

Гуси вышли на берег, пощипали зеленой травки на мягком лужке, погоготали, погоготали и заснули. Спят гуси. Только один гусак, приподняв голову, караулит.

Тут откуда–то подул жаркий ветер, стало душно. Заснул и гусак–сторож.

Теперь можно было напиться из ключа. Только наклонился Качел, откуда–то вновь дунул на него горячий ветер. Он поднял голову и видит: стоит под дубом страшное семиглавое чудовище, из семи глоток изрыгает обжигающий ветер.

Кто пьет мою воду?! - громовым голосом спросило чудовище. - Этот ключ мой! И озеро мое. Кто придет пить мою воду - не жить тому на свете. - Эти слова произнесли сразу семь ртов, из четырнадцати ноздрей сверкнули молнии, повалил дым и огонь.

Земля - всем людям мать! Вода из земли выходит! Земля ее всем дарует. А уж кому жить или не жить на белом свете, это еще на озере вилами написано, - ответил Качел чудовищу.

И задрожала тогда земля, солнце покрылось тьмою. И набросилось чудовище на Качела. Не дрогнул богатырь, ножа не обнажив, стал против дива лесного.

Сцепились чудище и молодой богатырь: поляна превратилась в пашню, столетние дубы попадали, и тучи над ними колыхались.

Ударит Качел, катится голова чудовища с плеч, но тут же вместо нее вырастает новая, и опять палит чудовище огнем и дымом. На Качеле истлела одежда. Жарко и самому чудищу. Прыгнут они в озеро, выйдут оттуда и снова идут друг на друга.

До обеда бились - никто не побеждает. Сообразил Качел, что голыми руками не одолеть ему чудище. Тогда он выдернул с корнем сосну и стал бить ею чудовище. Бил, пока не искрошилось дерево. Шесть голов отбил. Теперь у змея только одна голова, и силы иссякли.

Свет–солнышко, добрый молодец, - взмолилось чудище. - Пощади меня, добро твое я не забуду. Дозволь глонуть воды из ключа. Потом уж что хочешь проси, все дам.

Качел отпустил его. Чудовище, хромая, потащилось к ключу. И только глотнуло воды, как тут же выросли все его головы, и тело стало сильнее и больше, чем прежде. И раны зарубцевались, будто их и не было.

А теперь посмотрим, чья возьмет! - семью ртами засвистало чудовище и набросилось на Качела.

И они снова начали биться… Тут–то обнажил Качел свой охотничий нож и сказал чудовищу:

Богатыри бьются честно, ты схитрил, хитрость - не сила, жизни твоей не спасет, доброй молвы о тебе не останется. Умирай, вор и разбойник. Это ты моих гусей крал.

Качел ножом пронзил чудовище насквозь и пригвоздил к земле. Взмолился змей перед смертью:

Знаю, теперь ты, парень, не пощадишь меня. Но исполни мою последнюю волю, похорони меня вон под теми старыми дубами. Копая мне могилу, найдешь свое счастье.

Испустило дух чудовище, Качел начал было уж ему могилу копать, но в это время прилетел дятел и сказал:

Не хорони его тут, добрый молодец: лес и ключ высохнут, и трава расти не будет, и птицы оставят свои гнезда. Ты сожги его, а пепел развей по ветру.

Качел так и сделал. Тотчас же тучи рассеялись, засветлел небосвод, весело зашумел лес, поляна покрылась яркими цветами, запел ключ, вода стала еще прозрачней. Качел попил воды и почувствовал прилив новых сил, усталость как рукой сняло, ни ссадин, ни ран на теле не осталось.

Скоро о целебном ключе узнали все жители села Кансть. Они оставили старое место и переселились на красивую поляну, Качела избрали старшим, женили на самой красивой девушке. Он прожил на свете сто пять лет. И до смерти был самым сильным, никто его не мог победить. А смерть все же взяла. Его давно уже нет, а село, названное именем Качелай, до сих пор стоит у животворного ключа.

АЛАТЫРЬ И ИНСАР

Все это было очень давно, во времена царствования мордовского инязора Тюшти. Алатырь и Инсар - это, как сказывали, были богатыри, сыновья эрзянки красавицы Суры. Она родила их от мокшанского богатыря Пензы, за которого вышла замуж по любви.

А Пенза, говорят, был главой всех богатырей Тюшти.

В то время, когда Алатырю и Инсару было по пять лет, напали жестокие половцы. Предводителем их был Бурумбай. Они долго сражались с войсками Пензы. Но победить их так и не удалось. Тогда Бурумбай решил Пензу обмануть - приехал в его дом и предложил мир.

Здесь он увидел Суру. Воспылал страстью к ней и надумал похитить ее себе в жены.

Война никому из нас добра не принесет, - угодливо говорил Бурумбай Пензе. - Незачем нам жить в ссоре. Будем хорошими друзьями. Сегодня я у тебя в гостях, завтра ты приходи ко мне. Я тебе помогаю, ты мне поможешь. И мне хорошо, и тебе хорошо. Завтра же приезжай ко мне в гости. Встречу как настоящего друга.

Поверил ему Пенза. Приехал к нему в гости. Действительно, его встретили как хорошего гостя. Угостили, спать положили. Коня, быстрого, как ветер, подарил ему сам Бурумбай. А когда стали провожать его домой, подарили еще двух красивых девушек, чтобы нянчили детей. Проводили - лучше уж некуда. Бурумбай дал ему десять провожатых.

Но домой Пенза не вернулся, не встретился он с женой и своими любимыми сыновьями: по дороге напали на него два больших отряда, посланных Бурумбаем. Долго отбивался Пенза, много врагов убил, но и сам от множества ран ослаб. Его схватили, связали и посадили в каменный подвал, который был в глубине леса на склоне крутой горы.

Девушки–рабыни пришли к Суре и рассказали, что случилось с ее мужем.

Сура долго плакала о Пензе. Со временем Бурумбай прислал к ней сватать своего старшего брата.

Пусть сам приедет, - ответила Сура.

Немного погодя приехал сам половецкий хан. Богатые дары привез с собою. Поклонился жене Пензы и все сложил перед нею. Сура в ответ даже не поклонилась ему.

Зачем ты приглашал Пензу? - спросила она гостя.

Аллах знает зачем, - бросил взгляд на небо хан. - Как хорошего гостя приглашал я его. По–хорошему и проводил. Охрану дал.

Куда ты дел Пензу? - спрашивает Сура.

Я хорошо проводил твоего мужа, он поехал, а куда делся, об этом только Аллах знает. Я ни в чем не повинен, - оправдывался хан. - А ты все равно будешь моей. Хочешь не хочешь - сама придешь.

Петля обнимет твою шею вместо моих рук! - крикнула Сура. - Убирайся прочь!

Бурумбай сверкнул очами, выскочил во двор, схватил игравших там Алатыря и Инсара, вскочил на коня и ускакал с ними.

Велико было горе Суры. На мгновенье даже пожалела, что не дала согласия хану. За один день волосы ее поседели, стали белее первого снега.

Примерно через полгода Бурумбай опять прислал сватов. Те сказали Суре, если она выйдет замуж за хана, дети будут жить и блаженствовать, не выйдет - Бурумбай их убьет.

Сура и вправду заколебалась. Стала думать: не лучше ли будет, если она выйдет за хана замуж. Хоть дети живыми останутся… Долго думала и послала хану такой ответ:

«Если убьешь моих детей, то и тебе не жить на свете. Мое сердце ни за что не купить. Пусть ты убил моего мужа, но не сможешь умертвить моих детей. Их охраняет Нишке паз».

Бурумбай задумался: а может быть, и вправду Нишке паз - покровитель детей? Растут они не по дням, а по часам. И решил избавиться от них: одного швырнул на восток - в медвежью берлогу; другого - на запад - в волчью нору. А сам собрал войска и повел их на мордовские земли.

Долго тянулась война, не один, не два года…

За это время Алатырь и Инсар выросли, превратились в могучих богатырей и пошли искать друг друга. Прошли через леса, топи, болота, наконец встретились у села Ичалки, на опушке соснового бора.

Встретились братья и пошли искать свою мать. Тогда Бурумбай оборотился горой, встал на их пути. Алатырь и Инсар разрезали пополам эту гору, прошли через нее.

Пришли они к своей матери в ту пору, когда в разгаре было жестокое сражение. Набросились они на врагов и стали гнать их прочь. Где гнали их, там от пота и крови образовалась бурная река.

Алатырь и Инсар схватили Бурумбая и привели к Суре.

Где Пенза? - спросила его Сура. - Скажешь - будешь жить, не скажешь - голова с плеч долой.

Затрясся Бурумбай, взмолился:

Знаю я, где Пенза, покажу каменный подвал, куда посадили его злоумышленники.

Пришлось Бурумбаю вести Суру и ее детей к каменному подвалу. Пенза был еще жив, но очень ослаб, вынесли его на свет, и он умер…

Похоронили его со всяческими почестями. Со временем здесь был заложен город - Пенза. И, говорят, реки наши мордовские: Инсар, Алатырь и Сура - носят имена некогда живших людей.

КАДАДА

По красивым местам протекает река Кадада. Мимо лесистых холмов, через широкие поля несет она свои воды. Много эрзянских и мокшанских сел вокруг нее красуется. Только раньше эта река называлась иначе. А как? Никто этого сейчас уже не помнит.

Одно эрзянское село на берегу этой реки называлось Поляж. Оно далеко протянулось вдоль реки, по холмам, покрытым лесом. Леса тогда здесь были такие густые, что по ним не только верхом не проехать, но и пешком не пройти. А уж если в них забредал незнакомец, считай - пропал, заплутается, сгинет в дебрях. Для мордвы же лес был и домом, и местом, где можно было укрыться; он кормил и одевал.

В Поляже жил со своей красавицей женой мужик–богатырь Тумай. Была у них одна–единственная дочь - Валда.

Уродилась она красотой в мать, силой в отца. Была словно только что раскрывшийся цветок, который с радостью встречает восход солнца. Стройная, словно березка, волосы кудрявые, а глаза такие синие, будто небесная лазурь потонула в них. Поэтому и звали ее Валдой.

Не было в селе парня, который не таил надежду жениться на Валде. Многие посылали к Тумаю сватов. Не сосватали: никто из парней Поляжа не тронул сердце девушки. Приходили сватать Валду и из других сел, и те ушли, не добившись своего. Отец не неволил свою единственную дочь. Даже ногайский мурза хотел жениться на ней. Вот как это вышло.

В Поляже бывали базары, где собирались эрзяне и ногайские купцы. Однажды там Валду увидел ногайский мурза и пристал к ее отцу: отдай мне ее в жены. Хвалился своим богатством. Чего только не обещал за девушку, и золото, и серебро, и коней, и много другого добра. Валда тогда и говорит жениху:

Пойду я, мурза, за тебя замуж, только давай сначала поборемся. Победишь - буду твоей, не сдюжишь - уплатишь обещанное.

О силе Балды мурза не знал, но односельчане видели, как во время корчевки леса она вырывала с корнями такие пни, которые двум–трем мужчинам не по силам, а на току в шутку одним ударом цепа, как топором, разрубала сноп.

Мурза рассмеялся:

Если так, тогда недолго моим губам ждать меда!

Все, кто был на базаре, собрались вокруг них. Где бывало такое, чтобы девушка боролась с мужчиной, да с таким, как мурза?! Ногаец - косая сажень в плечах, лицо шире самовара.

Схватились. Ногаец хотел поднять девушку и осторожно положить на землю. Но… даже с места не сдвинул, будто корни она в землю пустила. Попытался второй раз, третий - опять не вышло. А Валда подняла мурзу за пояс, и он ахнуть не успел, как распластался на земле. Очухался. Уплатил обещанное да оплеванный уехал с базара.

Шло время. Тут нежданно–негаданно и жених Валде нашелся. Так дело было: Валда собирала грибы и набрела на медвежью берлогу, в ней было два медвежонка. Бросилась молодая мать–медведица, разодрала бы девушку, но выручил ее молодой охотник, пришлось убить медведицу. Они познакомились. Звали охотника Вандолом. Вот этот парень понравился Валде! И в самом деле - стоили они друг друга: если она - березка, то он - дуб могучий, если он - солнце, то она - луна белоликая. И по силе, и по красоте были они парой. Поэтому никто не удивился, когда Валда ушла с Вандолом в село Куз, которое было от Поляжа верстах в десяти. Счастливо и дружно жили они. Только недолго.

Тяжелые были тогда времена. Ногайцы часто нападали на мордовские села. По оврагам, лесам, словно волки, крались они к селам, набрасывались внезапно. Кто сопротивлялся, того убивали, девушек угоняли в полон, дома и посевы сжигали.

У эрзян села Куз поля располагались по ту сторону реки, где меньше было лесов и не было гор. Хорошие земли, только близки к ногайцам. Селяне, когда работали на полях, ставили караульных. В одиночку немногие ходили. Здесь, в заречье, Вандол и Валда стали расчищать себе участок под поле. Лес свалили, сожгли, стали корчевать пни.

В этот день они за рекой работали одни, и набросились на них ногайцы. Человек семь схватили Вандола. Тот даже руки не успел поднять. Двое набросились на Валду, хотели связать ее, но та так их стукнула лбами, что они как подкошенные рухнули перед нею.

А Валда бросилась на помощь мужу. Ногайцы не ожидали этого, растерялись. Вырвался от них Вандол, схватил топор. Не успели ногайцы понять в чем дело, как трое были изрублены.

Победили бы Вандол и Валда тех ногайцев, которые напали на них, но из леса прискакала подмога - человек пятьдесят.

Беги, Валда, в село! - крикнул Вандол, отбиваясь от ногайцев. - Беги, говорю! - крикнул он опять, когда увидел, что жена замешкалась. - Видишь, сколько их. Предупреди наших, беги–и!

Стрелой полетела Валда к селу. Восемь верховых ногайцев погнались за ней. Бежит Валда, текут ее слезы, вытереть некогда. Вот и лес кончается, скоро до реки добежит. Вот и село видно. Слышит - ногайцы нагоняют ее. Собрала все силы и закричала:

Ногайть! Кекшеде! Кадодо кудонк! Кадодо! (Ногайцы! Прячьтесь! Оставляйте дома! Оставляйте!)

Бежит и кричит. Вот и река. Но в это время настигла погоня, трое схватили ее. Она вырывается и кричит громко, громко:

Кадодо, кадодо веленть! (Оставляйте, оставляйте село!)

Посмотрела Валда в сторону села, увидела, как забегали в нем эрзяне: они услышали ее. Обрадовалась, собрала остатки сил, руками и зубами вцепилась в ногайцев и вместе с врагами бросилась с крутого берега в реку…

Старый мурза долго стоял и смотрел на то место, где исчезла женщина с его нукерами. Только ничего, кроме волн, не увидел. Скоро и волны успокоились.

Ай да Кадада! Ай да Кадада! - дивясь, повторял мурза. - Джигит, Кадада! Джигит!

Кто знает, что хотел сказать старый мурза словом «кадада». Возможно, он думал, что так зовут эту сильную женщину. Возможно, удивлялся героической ее смерти и вспомнил ее последние слова. Кто знает. Только после этого стали называть эту реку Кададой.

Очень давно это было.

Тихо, плавно течет Кадада. Глядя друг на друга, на двух берегах ее стоят эрзянские села Валдалей и Вандол.

Мифы и легенды народов мира. Народы России: Сборник. - М.: Литература; Мир книги, 2004. - 480 с.

Не только славянские, но и другие народы России по праву гордятся своим наследием, мордва не исключение.

В религиозно-мифологических воззрениях мордвы видное место занимают не только антропоморфные божества, в основном женские, но и зооантропоморфные предки (люди - птицы, люди - кони, люди - рыбы, люди - медведи, люди - пчелы), образы которых сохранялись в ее фольклоре, жили в «мифическое время», именуемое «кезэрень пиньге» (э.), «кезоронь пинге» (м.), «пек умонь пиньге» (э.) «пяк сире пинге» (м.) «пяк кунардонь пинге» (м.), что в переводе на русский язык означает, «стародавний век», «древнейшее время».

В мордовской мифологии герои часто выступают в образах тотемов, регулирующих жизнь своих родовых коллективов, вещающих о будущем. Персонажи мордовских мифов словно обретают свое прошлое, становясь деревом травой, волком, медведем, yткой, конем, переходя таким образом в разряд необыкновенных людей, имеющих несколько ипостасей, т. е. превращающихся по желанию в растение, зверя, птицу. Пейзаж, образы родной природы служат не только иллюстративным фоном, на котором совершается событие, но и активным действующим лицом. Природа в мордовской мифологии не абстрактная, а местная, конкретная, связанная с бытом того или иного села. Нередко даже: называется место развертывания событий, описывается подробно тот или иной объект ландшафта: река, лес, гора, дерево. B наиболее архаичных произведениях мордовской мифологии мир природы и человека един, а человек, наделяя природу своей сущностью, постоянно ищет в ней аналогии с человеческим бытием. Звери и птицы выступают посредниками между миром живых и миром мертвых, небесным миром и миром земным, они знают тайное, помогают людям.

Материалы языческих (дохристианских) верований мордвы имеют немаловажное значение для всеобщей истории религии, позволяя глубже осмыслить ряд общих вопросов, связанных с происхождением и эволюцией религии как особой формы общественного сознания (материальная обусловленность религиозных представлений, ранние формы религии, вопрос о возникновении идеи верховного бога, синкретизм и др.).

При ознакомлении с религиозными верованиями мордвы прежде всего обращает на себя внимание большое количество женских божеств: леса (виръ) - Вирь-ава (ава - женщина, мать), земли (мода, мастор) - Мода-ава, Мастор-ава, воды (ведь) - Ведь-ава, ветра (варма) - Вар-ма-aea, огня (тол) - Тол-ава, дома (кудо) - Куд-ава и т. п. Наряду с божествами в образе женщин встречаются божества и в образе мужчин, например, Вирь-атя (amя -мужчина, старик), Мода-атя, Ведь-атя, Варма-атя, Тол-атя, Куд-атя и др., считавшиеся мужьями женских божеств. Наши предки полагали, что божества эти могли быть как добрыми, так и злыми. По их представлениям, божества могут наделать немало бед и неприятностей, если вовремя не умилостивить, не задобрить их. Они, естественно, хотели, чтобы божества были добрыми и содействовали их жизнедеятельности. С этой целью в честь божеств на предполагаемых местах их обитания, т. е. в лесах, на полях, у рек и родников, озер, в жилищах, дворах, банях, устраивались моляны, моления (озкст), на которых совершались те или иные жертвоприношения, воздавались молитвы (озномат, озондомат).

Мифы двух основных этнографических групп мордвы - эрзи и мокши - близки, хотя существуют различия в наименовании некоторых персонажей и в сюжетах. Так, верховный бог мокши - Шкай, демиург в дуалистической космогонии, эрзи - Нишке, демиург и культурный герой, заповедавший человеку труд. Нишке вместе с богом Норов-пазом или Вере-пазом и включённым в пантеон Николой Угодником изображается в народных песнях распределителем человеческих судеб (счастья, доли), сидящим на дубе - мировом дереве. В родственных отношениях с Нишке состоит громовник Пурьгине-паз - приёмный сын или зять бога.

Характерная черта мордовской мифологии - представления о духах - «матерях» (ава) явлений природы, растительности и т. п.: вирь-ава - мать леса, ведь-ава - мать воды, Варма-ава - мать ветра, Мода-ава - мать земли, Тол-ава - мать огня, Норо-ава - мать полей, Юрт-ава - мать дома, Нар-ава - мать лугов и др. (известны соответствующие мужскиеперсонажи, атя «отцы»).

Шкай (морд.-мокшанск. «бог»), Оцю шкай («великий бог»), Вярде шкай («высший бог», вярде, «верхний»), Шкабаваз (паваз, «бог»), в мордовской (мокша) мифологии высший бог, демиург. Имя Шкай, возможно, родственно эрзянскому Нишке. Согласно мордовскому дуалистическому мифу, Шкай изначально обитал на камне (на лодке) в водах первичного океана; из его плевка в воде появился шайтан (тюрк, заимствование, см. Шайтан, более древний образ - птица), которому бог велел нырнуть на дно и достать земли (ср. Нуми-Торума и Куль-отыра у обских угров, удм. Инмара и Керемета и т. п.). Шайтан, принесши земли, утаил кусок во рту, и когда по велению Шкай земля стала разрастаться на поверхности океана, часть земли стала разрывать голову шайтану. Тот выплюнул её, сотворив таким образом горы и неровности почвы. Шкай проклял шайтана, и тот стал вредить богу в деле творения: шайтан послал тучи на небо, но бог сотворил в них плодородный дождь, в горы вложил драгоценные металлы и т. д.

Нишке, Нишке-паз, Вере-паз («высший бог»), в мордовской (эрзя) мифологии высший бог. Нишке создал небо и землю, пустил в мировой океан трёх рыб, на которых держится земля, насадил леса, сотворил человеческий род (эрзян), повелел мужчинам заниматься земледелием, женщинам - домашней работой. Нишке - глава пантеона: он собирает всех богов на пир под яблоней. У Нишке две дочери (Кастарго и Вецорго), которых призывают в заговорах от болезней, и жена Нишке-ава. Нишке женит сына (иногда - Пурьгине-паза) на земной женщине (Азравке), он поднимает её на небо в серебряной люльке. На небе у Нишке семь амбаров: в одном - дед Мороз (Мороз-атя), в другом - дед Мякина, в третьем - пятница, в четвёртом - воскресенье, в пятом - зима, в шестом - лето, в седьмом, который не велено открывать Азравке, видна земля с родителями невестки. Нишке в народных песнях предстаёт сидящим на дубе с богом плодородия Норов-пазом и Николой (Николай Угодник) и раздающим людям счастье. Нишке молили об урожае, о здоровье людей и скота, поминали в заговорах. Пурьгине-паз, в мордовской (эрзя) мифологии бог грома. Имя и образ Пурьгине-паза возникли под влиянием балтийской мифологии (ср. балт. Перкунаса); под воздействием христианства Пурьгине-паз приобрёл некоторые атрибуты Ильи-пророка: он разъезжает по небу на колеснице, запряжённой тремя огненными конями, колёса колесницы высекают молнии (иногда молнию представляли в виде самостоятельного божества - Ендол-паза). В левой руке Пурьгине-паза - гром, в правой - дождь. У мордвы-мокши громовник - Атям. Вооружённый луком-радугой и каменными стрелами, он преследует шайтанов, которые его передразнивают.

Вирь-ава (вирь, «лес»; ава, «мать», «женщина»), в мордовской мифологии дух, хозяйка леса. Человеку показывается редко, имеет вид обнажённой длинноволосой, иногда одноногой женщины, с грудями, переброшенными через плечи. Может вывести заблудившегося из лесу (после необходимой молитвы) или наоборот запутать дорогу, защекотать до смерти; уходить от неё нужно пятясь назад, тогда она не разберёт, куда ведут следы. Соответствующий мужской персонаж - вирь-атя (морд. атя, «старик»,
«мужчина»): к нему обращаются мужчины с просьбой о помощи в мужских промыслах, тогда как женщины просят Вирь-аву показать, где больше грибов, ягод и т. п. Ведь-ава (морд. ведь, «вода», ава, «мать, женщина»), в мордовской мифологии дух, хозяйка воды. Каждый источник имел свою Ведь-ава (по некоторым поверьям, и мужского духа - ведь-атя, от морд. атя, «старик, мужчина»). Ведь-аву представляли в виде обнажённой женщины с длинными
волосами, которые она любит расчёсывать. Она и ведь-атя могут утопить купающихся или наслать болезнь, которую только Ведь-ава и может вылечить (откупиться от нее можно, бросив в воду деньги, просо и т. п.); ср. представление о целебной воде ведь-пря (морд. пря, «голова», «поверхность»), которую нужно зачерпнуть, обращаясь за помощью к Ведь-аве и ведь-ате, и омыть больного. Ведь-ава считалась также покровительницей любви и деторождения: её просили о помощи невесте, молили об избавлении от бездетности. Она же посылала дождь (чтобы вызвать дождь, устраивали культовую трапезу у источника и обрызгивались водой, призывая Ведь-аву - «кормилицу»).

Варма-ава (морд. варма, «ветер»; ава, «мать», «женщина»), в мордовской мифологии дух, хозяйка ветра. Обитает в воздухе, может послать плодородный дождь, но и раздуть пожар вместе с духом огня тол-авой, повалить созревший хлеб и т.п. Варма-ава считалась разносчицей болезней. Соответствующий Варма-аве мужской персонаж - варма-атя (морд. атя, «старик», «мужчина»).

Тол-ава (тол, «огонь», ава, «женщина, мать»), в мордовской мифологии хозяйка огня. Тол-ава - виновница пожаров, особенно опасная в союзе с хозяйкой ветров Варма-авой. К Тол-аве обращались с мольбами об излечении от ожогов, бросали в огонь приношения.

Норо-ава, Паксь-ава, в мордовской мифологии хозяйка поля. Норо-аву молили об урожае, просили о помощи в полевых работах, оставляли для неё в поле несжатые полоски, хлеб и т. п. Считалось, что Норо-ава может испортить урожай, наказать человека солнечным ударом. Во время цветения ржи Норо-ава предвещала урожай ночным свистом, а неурожай - воплем. Она охраняла посевы, в том числе от хозяйки ветров Варма-авы.